Иван Алиханов - «Дней минувших анекдоты...»

— Советский воин не должен теряться ни днем, ни ночью. Хорошо, если есть компас. А если его нет, и ты попал в окружение. Куда идти? Другой растеряется, а советский солдат должен знать боевые ориентиры. Вот на небе вы видите перед собой семь ярких звезд, образующих ковш. Называются они Большая Медведица. Если от двух последних звезд, образующих ковш, продолжить линию вверх на расстояние, примерно равное всему созвездию, то линия упрется в маленькую звезду, которая называется… Черт знает, как высоко забралась… Шею свернешь! Рота, кругом, сто шагов вперед, шагом марш! Круго-ом! Вот сейчас легче смотреть. Это Северная полярная звезда. Значит, там север. Правую руку поднял — восток. Там свои. Туда надо идти из окружения.

Занятия, которые полковник проводил с офицерами запаса — институтскими преподавателями, я аккуратно посещал, так как в процессе его лекций то и дело возникали любопытные комические сюжеты.

Полковник не любил точных цифр, вернее, он их попросту не знал. Вместо цифр он употреблял восторженные прилагательные: «красавицы пушки», «наши самолеты летают быстрее всех, быстрее скорости звука». И тут он поднимал палец, чтобы предупредить, что это является военной тайной. Однажды я сказал ему, что в популярном журнале «Техника молодежи», который я выписываю сыну, описан английский самолет «Спид файер», скорость которого превышает двойную скорость звука. Там даже описано, как при аварии катапультируются пилоты…

Полковник с жаром продолжал:

— Наши летчики тоже катапультируются, и эти прекрасные сиденья пропадают!

Наивный Луарсаб Ильич не сразу сообразил, что гибнет драгоценный самолет, а сиденье вместе со спасшимся летчиком остаются невредимыми, и спросил:

— А почему вы, товарищ полковник, так высоко оцениваете эти сиденья?

— Они кожей оббиты, — разъяснил лектор.

Запомнился еще полковник и тем, что требовал, чтобы все члены ученого совета ходили на заседания в пиджаках и галстуках в летнюю жару…

И все эти «красавицы пушки», «драгоценные кресла», «ловля шпионов» и прочая идеологическая чушь заполняют нелепые учебные планы. А сведения действительно необходимые будущему специалисту по спорту перемешаны со всякой всячиной, которой нет ни в одном высшем учебном заведении в мире. Поэтому дипломы наших учебных заведений нигде в не котируются.

А многолетний конфликт полковника с кафедрой анатомии закончился сам собой — в институте отменили военную подготовку, и полковник исчез.

Но свято место пусто не бывает. В учебный план включили курс гражданской обороны (ГО), и вновь полковники в отставке стали учить студентов надевать противогаз и пугать их четырьмя воздействиями атомной бомбы и в то же время вещать, что от световой и ударной волны атомной бомбы можно защититься, спрятавшись за ближний бугорок.

Заканчивая главу о горе-воспитателях молодежи, мне вспомнился случай, похожий на анекдот: при проверке тбилисских атомных убежищ для гражданских лиц инспектор обнаружил, что горсовет сдал часть убежищ под платные туалеты, остальные же убежища превращены в склады нетоварной продукции (как проход в Ботанический сад), полны крыс и пришли в полное запустение. Инспектор возмутился:

— Это же безобразие! Представьте, что на нас упала атомная бомба, что тогда произойдет?

— Да, — ответил представитель горисполкома, — осрамимся мы. Сраму не оберемся!

Борцовские дела часто призывали меня в Москву и, как правило, я останавливался у своей сводной сестры Тамары на улице Горького, 6, с семьей которой у меня сложились самые теплые, родственные отношения.

15 марта 1953 года, приехав на соревнование, я опять поселился у них.

В те годы вдоль улицы Горького, которая, наряду с Арбатом, являлась «правительственной трассой», от каждого столба к столбу сутки напролет ходили филеры. Для связи с управлением КГБ почти в каждый столб были вмонтированы телефоны. Когда звук зуммера призывал филера к аппарату, он открывал имеющимся у него ключом дверцу и получал необходимое указание.

Однажды, еще до войны, мне довелось убедиться в оперативности этой связи. Мы вместе с Александром Яковлевичем были в Тушино на воздушном параде, который обожал Сталин, и любовались грандиозным зрелищем. После окончания парада отчим поехал с вождем, а нам с братом разрешил воспользоваться своей персональной машиной, но с условием, что мы не будем следовать по белой полосе сломя голову (т. е. по центру улицы, как ездили правительственные машины). Распоряжение Александра Яковлевича мы шоферу не передали. И едва мы открыли дверь и вошли в квартиру, как тут же зазвонил телефон: отчим в обычном своем стиле выговорил нам за то, что мы его ослушались, — связь работала.

На следующее утро — т. е. 16 марта 53 года — в квартиру вошел здоровенный детина в штатском. Напомню, что квартира эта была расположена в доме с рестораном «Арагви», а окна выходили на Моссовет. Через некоторое время весь пустынный тротуар улицы Горького заполнился такими же бравыми людьми. На проезжей части были построены в сплошную шеренгу военные, а затем перед ними, в качестве линейных, — чины КГБ. Предстояли проводы безвременно умершего в Москве Клемента Готвальда. Гроб на лафете с впряженными в него двумя парами коней открывал траурную процессию.

За гробом двигались члены Политбюро: Берия в пенсне, Хрущев, Микоян, Каганович, Молотов, болезненно толстый Маленков, Андреев, Шверник, одним словом, вся мрачная и грозная группа, которая в те дни как раз боролась за наследство Сталина.

Вдова Готвальда ехала в открытом ЗИСе несколько сзади с правой стороны. На дистанции примерно в двадцать шагов от сталинского Политбюро шло каре партийной и государственной элиты. Далее, на некоторой дистанции, двумя колоннами, между которыми двигались ЗИСы с открытыми капотами, шествовало множество людей рангом пониже.

У каждого человека, идущего в траурном шествии на совести было немало предательств, преступлений, убийств. Тогда я, конечно, не подозревал, что не пройдет и четырех месяцев, как все они, разделившись на своры, обвиняя во всех смертных грехах, перегрызут друг другу горло. А пока это была монолитная «сталинская гвардия» и единый с ней «народ».

Я поинтересовался у пришедшего к нам посетителя-опекуна, который следил, чтобы мы не очень приближались к окнам, почему у машин открыты капоты. Оказывается, у ЗИСов на первой передаче перегревались моторы…

Теперь-то, слава Богу, спустя еще сорок лет нам совсем недолго осталось ждать: по прогнозам Горбачева наша страна станет вот-вот законодательницей мод в автостроении. Что за традиционная блажь была у наших партийных боссов — обещать к определенному году райские кущи: Хрущев к 80-му году обещал коммунизм, Брежнев к 2000 году — всем по квартире, ну а последняя развесистая клюква социализма — всем по две «Волги». На этом нелепом обещании это диковинное растение и засохло на корню …