Анжела Ламберт - Загубленная жизнь Евы Браун

Гитлер был фанатично предан своим эльзасским овчаркам. Блонди, его любимица, была породистой собакой, красивой и умной. Обитатели Бергхофа поговаривали, что он любит ее больше, чем Еву. По крайней мере, на людях он точно проявлял больше нежности к своей собаке, лаская и целуя ее. Он научил Блонди нескольким трюкам и с удовольствием хвастался ее способностями. Порой она вела себя совсем как человек. На нескольких фотографиях Гитлер и Блонди смотрят вдаль через деревянную решетку, и позы их до смешного похожи. Она опирается лапами на прутья, а он наклоняется вперед, чтобы насладиться панорамой. На Рождество 1939 года ему подарили еще одну овчарку, девятимесячного щенка, которого он назвал Вольф. Но хотя Вольф вырос красивым темным псом, ему не удалось вытеснить Блонди из сердца Гитлера, и он редко появляется на фотографиях.

Гитлер требовал от собак рабского повиновения. Если Блонди не спешила выполнять его команду, ее ждало наказание в виде суровой порки. Потом он смягчался и бросался тискать скулящее животное с дурацкой приторной нежностью, приоткрывая ту уязвимую сторону натуры, которую немецкий народ так любил в себе и в нем. Его отношение к собакам раскрывает и жестокость, и слащавую сентиментальность. Сентиментальность, как подчеркнул Майкл Берли, «является самым недооцененным и самым существенным свойством нацистской Германии». Соответствующее немецкое прилагательное rührselig переводится как «тот, чью душу легко тронуть». Она совершенно иррациональна, в ней отсутствуют моральная или духовная твердость и какое бы то ни было чувство соразмерности. Всхлипывающий ребенок, отверженное или побитое животное, даже сломанный цветок трогают сентиментальную душу больше, чем судьба людей, подвергнутых мукам голода, пыткам и насилию. Жестокость — ее сиамский близнец. Две эти крайности уживались в Гитлере. Он упорно отказывался замечать страдание, причиняемое его расистской политикой. Он даже не навещал солдат, раненных на войне, которую он развязал и намеренно затягивал.

В долгосрочном союзе баланс постоянно меняется и развивается. Ева всегда оставалась в подчиненном положении, но в некоторых ситуациях Гитлер, нарушая собственные правила, позволял ей тешить себя иллюзией первенства (как в примере с собаками). В подобную игру играть могут только два безусловно доверяющих друг другу человека, чьи потаенные чувства не могут быть открыто выражены на публике, но требуют какого-то внешнего проявления. Отношения между полами зачастую представляют собой сложную борьбу за превосходство, и в паре любовник/любовница расстановка сил не всегда такова, как кажется. Значительная доля взаимного притяжения заключена в неоднозначности верховенства, во власти молодости и красоты над пожилым мужчиной, в интригующей секретности. Секретность — оружие обоюдоострое. Любовник ожидает от любовницы послушания и верности, оплачивая ее счета, давая деньги на одежду, покупая ей подарки. Но чем она занимается, пока он выполняет свой долг перед обществом, остается мучительной тайной, как Гитлер выяснил, сделавшись покровителем Гели.

На психологическом уровне Ева и Гитлер постоянно занимались неуловимым перетягиванием каната эмоционального — не сексуального — контроля, что повергло бы в изумление чопорных, негодующих нацистских жен, если бы им хватило проницательности это заметить. Гитлер всегда был доминирующим партнером и порой мог выказывать холодное пренебрежение, особенно поначалу, но когда они оставались наедине, Ева добивалась уступок. Внешне она представала образцом покорности и преданности, но тем временем потихоньку училась пользоваться своей властью над ним. Она тоже им манипулировала — немного, совсем чуть-чуть. Быть может, Гитлер позволял это, приписывая «женским штучкам», а может, и вовсе ни о чем не догадывался. По крайней мере, его окружение, всегда недооценивавшее ее, не догадывалось точно.

Психиатры называют такое поведение «пассивноагрессивным»: за кажущейся покорностью скрывается бунтарский дух. Эмоциональная связь хозяина и раба или покровителя и содержанки редко представляет собой однозначное подавление слабого сильным. Доминирующий любовник вечно ищет подтверждения, что женщина любит его безоглядно и по собственной воле. Даже диктатор никогда не может быть уверен до конца. В то же время он требует от нее полного подчинения. Этот парадокс — две несовместимые, противоречащие друг другу потребности — запускают механизм борьбы за власть. Постепенно, сам того не замечая, хозяин начинает впадать в зависимость от ее поклонения, пока не заходит в своем давлении слишком далеко. Тогда подчиненная партнерша либо заявляет о своих правах, либо перестает любить его. Чтобы держать ее в повиновении, он должен либо прибегнуть к принуждению, часто доходящему до издевательства (а в таком случае она уже не любит по доброй воле), либо пойти на уступки. Дюйм за дюймом ось власти сдвигается в сторону равенства, хотя окружающим кажется, что все остается по-прежнему.

К двадцати пяти годам Ева стала на редкость привлекательной женщиной. Многие мужчины добивались ее внимания, в том числе красавец Вальтер Хевель, офицер связи, состоявший при Риббентропе, — завидный кавалер, пользовавшийся популярностью у обитательниц Бергхофа. Но Ева хранила верность. Ходило множество самых разнообразных сплетен об интимной жизни Гитлера, но по большей части они бездоказательны. Некоторые историки заявляли, что он был гомосексуален, имея в виду, что Ева находилась рядом просто для прикрытия. В таком случае зачем бы ему так старательно скрывать ее? Это столь же маловероятно, как и домыслы о его садомазохистских развлечениях с Гели.

Хайнц Линге, верный денщик Гитлера, поведал следующее:

Гитлер и Ева иногда оставались вдвоем в его кабинете для недолгой беседы перед сном… Ева Браун, одетая обычно в один только домашний пеньюар, выпивала немного вина, а Гитлер — чашку чаю. Однажды вечером я зашел без стука и увидел, что Гитлер с Евой страстно целуются посреди комнаты. Покраснев, я развернулся, вышел и закрыл за собой дверь.

Пусть он и не застал их in flagrante [21] На месте преступления (лат.). , но сцена очень уж похожа на прелюдию к ночи любви. Когда фрау Миттльштрассе, экономку фюрера в Бергхофе, спросили, какие отношения связывали Гитлера и Еву, она ответила: «Нормальные. Совершенно нормальные, как положено между мужчиной и женщиной. <���…> Я на сто процентов уверена, что они спали вместе». С такой же убежденностью Герберт Дёринг заявлял: «Гитлер был не способен на это. <���…> Наверное, не в последнюю очередь поэтому Ева Браун всегда была такая неудовлетворенная». Однако Анна Плайм подняла его на смех: