Лев Разумовский - Моя коллекция

Мы постояли. Потом Лена молча указала на обрыв проволки в пяти шагах от нас. Мы спустились к реке, осторожно минуя острые края камней. У самой воды Лена, держась за мою руку и выгнувшись всем телом, помочила сначала одну ногу, потом другую и обернулась ко мне со счастливой улыбкой.

— Можем идти?

— Да. Теперь можем.

Мы смешались с шумной толпой туристов, и красный автобус помчал нас по шоссе. Лена смотрела в окно в глубокой задумчивости и блаженно улыбалась. Вокруг нее сидели и пели псковские старушки. Из полуотворенной двери была видна березовая рощица, сбегающая к реке, колодец с журавлем и яркий петух, взлетевший на деревянную ограду.

Лето шестьдесят пятого года. Зеленогорск. Мы укладываем семимесячную Машку в коляску и отправляемся в магазин на привокзальной площади за продуктами.

Танечка, худенькая, загорелая и яркоглазая, оживленно рассказывает мне о том, как она научилась кататься на велосипеде и как мама посылала ее одну в магазин за хлебом и молоком, и о том, что Машка — страшная бузотерка — вчера на руках у мамы поддала миску с манной кашей ногой, и пришлось ей менять ползунок и снова варить кашу, а у соседей живет сибирский кот, очень пушистый и охотится за птичками, но пока еще ни одну не поймал…

День сегодня солнечный. Коляска мягко катится по асфальту, бросая лучики света от полированной ручки, а я с удовольствием слушаю весь этот щебет, я два месяца не видел детей и сейчас радуюсь им, находясь в какой-то эйфории.

Около магазина много народу. Я заглядываю в дверь, там очередь.

— Танюша, побудь с Машкой, а я немного постою в магазине. Там тебе делать нечего, лучше позагорай на солнышке. Машка, по-моему, заснула.

В магазине темновато и грязновато. Хлеб и батоны на полках, рядом бутылки с водкой, мешки с мукой, два сорта карамели в ящиках, ящик с макаронами, палки копченой колбасы. «Бумаги нет! — кричит продавщица. — Готовьте свою!» Все нормально…

В магазин врывается Таня: — Папа! — захлебывается. Лица на ней нет, глаза, щеки в слезах…

— Что случилось? Что с тобой?

— Там пьяный… упал на коляску… Уронил…

Вылетаю из магазина. Толпа. Рядом с коляской женщина с Машкой на руках… В двух шагах от нее машет руками плотный пьяный мужик в коричневом пиджаке, что-то выкрикивает… голос хриплый…

— Этот?

— Да.

Сходу, слету, с бешенства резко выбрасываю кулак. Что-то хрустнуло под костяшками пальцев — и пьянюга опрокидывается навзничь…

Такого эффекта, признаюсь, я не ожидал. Я думал, он вскочит и набросится на меня и решил, что надо во что бы то ни стало не дать ему подняться, ударить еще раз, выкрутить руку. Однако ничего такого не понадобилось. Он беспомощно барахтался в бурой пыли, пытаясь встать, и заваливался снова, бессмысленно разгребая грязный песок дороги вместе с окурками и винными пробками, в изобилии наброшенными около магазина.

Женщина, держащая Машку, передала ее мне с рук на руки. Я успокоил все еще плачущую Танюшку, и мы осторожно уложили Машку в коляску. Она тоже перестала плакать и удивленно моргала, как бы недоумевая: а что же, в самом деле, с ней произошло…

— Не бось! — сказала мне женщина. — Она невысоко упала.

Таня держалась за мой пояс. Кто-то говорил со мной, сочувствуя. Мужика подняли и уводили. Толпа расходилась — самое интересное осталось позади.

Странное ощущение полного покоя овладело мной с момента удара. Я это совершенно точно зафиксировал в себе. Я решил отвести детей домой, а потом вернуться одному за продуктами. Танюшке явно требовалась материнская ласка — девочка пережила большой, возможно самый большой за свои восемь лет, испуг. А мне, как ни странно, было удивительно легко и спокойно на душе.

— Лев! Я хочу вылепить твой портрет. Попозируешь?

— Пожалуйста! Ты будешь лепить меня, а я тебя.

— Хорошо. Я давно к тебе приглядываюсь и никак не могу решить психологическую задачу…

— Какую?

— Ты личность оптимистическая или трагическая?

— Вот так так! А ты лепи, как видишь. Натура — дура, а художник — молодец. Как ты меня видишь, как ты меня чувствуешь, так и лепи.

— Я думаю, ты личность трагическая…

— Вот и валяй! Глину в руки и вперед!

— Ну, тогда голову вниз и налево…

— У тебя болит живот? — спросила тетка Таня.

— Есть немножко.

— Нет аппетита?

— Нет.

— Надо тебя показать опытному врачу. Мы тебе устроим встречу с профессором Черненьким.

— Надоели мне все врачи! Опять пилюли, опять кишку глотать!

— Никакой кишки. Он лечит гипнозом.

— Гипнозом? Это интересно.

В голове сразу выстроился образ: высокий, худощавый, сдвинутые брови. Черные пронзительные глаза. Говорит замогильным голосом и простирает ко мне скрюченные ладони.

Пусть гипнотизирует. Фиг я ему поддамся!

В назначенное время приехал я на площадь Льва Толстого, вошел в старинный подъезд и постучался в дверь, обшитую черным дерматином.

Мне открыл кругленький старичок с доброй улыбкой и розовой лысиной, приветливо сказал: «Я вас ждал. Пройдемте в кабинет».

В кабинете он усадил меня на стул, сам сел в широкое мягкое кресло напротив, уютно положил руки на подлокотники и сказал:

— Расслабьтесь!

— Как это?

— Сядьте удобно, дышите легко и свободно, руки и ноги не напрягайте, подготовьте себя к дремоте и сну.

Я расслабился, как смог, и во все глаза смотрел на него в ожидании начала гипноза.

— Закройте глаза.

— Я закрыл.

— Вам тепло и спокойно.

Мне действительно не было холодно. Ниоткуда не дуло.

— Ваши руки и ноги теплеют. Вам приятно. У вас ничего не болит. Вы погружаетесь в теплую ванну, вы начинаете засыпать…

Я подумал, что перед теплой ванной не мешало бы раздеться. Спать я вообще не собирался.

— Вы лежите на теплом песке у южного моря. Солнце вас греет, и вы потихоньку засыпаете…

Ничего себе советы: заснуть под солнцем на южном море! Так и солнечный удар можно получить!

— Вы засыпаете. У вас ничего не болит. У вас руки теплеют, ноги теплеют… Вы лежите… Вы спите…

Голос его стал понижаться и дошел почти до шепота. Меня эта игра начинала раздражать. Сна у меня не было ни в одном глазу, и я с тоской подумал, как бы мне, его не обидев, пораньше смыться домой.

— Вы спите… — Пауза. Вздох. — Вам снится приятный сон… — Пауза. Вздох. — Вы спите… Вы спи… Вы спи…

Пауза затянулась. Я осторожно открыл один глаз. Звезда гипнотического лечения профессор Черненький мирно спал, сладко посапывая, в своем широком мягком кресле.