РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК - ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника Части первая, вторая

...После публикации объявления, уже через четверо суток, у него были три интересные группы: на московском спирто-водочном заводе — для химиков-лаборантов, на курсах Внешторга — для работников крупной экспортной конторы и на других курсах, готовящих молодежь к поступлению в вузы. Да еще в издательстве «Мысль» получил он перевод романа на русский, а для одной известной театральной студии взялся инсценировать смешную, остроумную английскую повесть. Постановка эта осуществилась, дала Рональду неожиданный крупный гонорар, а затем была вскоре снята с репертуара после уничтожающей газетной критики и самой повести, и спектакля — за пустое развлекательство, безыдейность и приукрашение буржуазной жизни.

За всеми этими трудами как-то незаметно подошел следующий Катин отпуск. И они, снова втроем, решили повторить свое прошлогоднее путешествие — Волга, Кавказ. Те же пейзажи, те же картины прошли перед ними, только теперь уже не проспали они Жигули, плыли по Каспию не среди цыган, а в первоклассной каюте на «Александре Коллонтай», жили в Тифлисе не в «Гандже», а в семнадцатирублевом номере гостиницы «Ориант» на проспекте Руставели, вблизи от храма Георгия Кашвети. Из Сухума в Сочи доставила их комфортабельная «Грузия», и лишь в Хосте они поселились в прежней хижине и кормились снова у «мадам Оливье». Но эта хорошая и отзывчивая женщина больше вздыхала и тревожилась, полная недобрых предчувствий за судьбу своего пансиона, ибо уже началось гонение на «частника», разгоралась жуткая газетная травля «кулака» (на самом деле речь шла о намеченном уничтожении середняка, объявленного «кулаком», ибо кулаков настоящих уничтожила первая волна репрессий, еще ленинская, в годы гражданской войны). Вернулась семья в Москву со смутным чувством катаклизмов, надвигающихся на страну не извне, а изнутри.

Между тем, в Катином Международном Конъюнктурном институте [74] Институт международных отношений и мировой политики АН СССР. сотрудники ее отдела так привыкли к появлениям Рональда Вальдека, что стали звать его в глаза и за глаза вторым мужем Екатерины Георгиевны. В своей второй поездке по Волге и Кавказу они, конечно, всюду записаны были супругами, а кое-где отсутствие регистрационной отметки в документе создавало им некоторые трудности — неохотно пускали в один гостиничный номер, пытались разъединить даже на пароходе «Грузия» и еще где-то на пляже. Пошли житейские неудобства и дома: то в Ежичкиной школе, то в амбулатории, то в домовом комитете. Появлялся даже участковый милиционер в квартире. Потребовал документы «гражданина», просмотрел их, ничего не сказал, откозырял и ушел.

Видимо, в милицию поступил «сигнал» от некоего бдительного уха и глаза...

Однажды после очередных Рониных занятий с одной из групп, они шли с Катей пешком по малознакомой и не очень интересной улице, и вдруг обе приметили вывеску «ЗАГС». Заглянули, чтобы эдак теоретически осведомиться насчет формальностей, требуемых для регистрации. Было это после обеда 25 октября 1929 года,.. Вышли они из этого учреждения законными советскими супругами! Настолько все оказалось несложно и даже мило!

После скромного домашнего пира, где главным угощением девятерых гостей служило блюдо соленых груздей, молодая чета, по старинной традиции, уехала в «свадебное путешествие» к Заурбеку в его Сереброво на трое суток! Было там еще тихо, прекрасно и сохранился порядок и стиль, присущий Ольге Юльевне Вальдек: она прожила здесь не один летний сезон. Ночью молодые бродили в парке над Длинным прудом и над Черным прудом, и около пруда Купального... Были облетевшие вековые липы и двухсотлетние сосны, луна в просветах аллей, вечера у камина и рассказы Заурбека. Кате казалось, что она волшебством перенесена в собственное детство, в имение деда Ивана или в кестнеровскую Гривну... Она жарила добытую охотниками дичь — тетеревов, рябчиков и уток, находила последние грибы, уже тронутые заморозками, рвала бруснику и с наслаждением пила родниковую воду — Роня носил ее через весь парк...

Воротившись в Москву, они узнали, что Рональд Алексеевич Вальдек приглашен посетить Генерального Секретаря НЕСИД товарища Флоринского.

Барственного вида господин расспрашивал Рональда о родителях, домашнем воспитании, знании языков, переводил беседу на современные литературные темы, задавал вопросы об искусстве, архитектуре, русской старине. С оттенком мечтательной меланхолии перебирал вслух, на память, парижские достопримечательности, названия улиц, бульваров, кафе и театров. Спросил, на какой площади стоит Триумфальная арка и какова была судьба дворца Тюильри. По-видимому, ответы удовлетворили важного собеседника, ибо он вызвал секретаря и велел приготовить анкетный бланк на четырех страницах.

— Вы, Рональд Алексеевич, конечно догадываетесь, что мы хотим предложить вам работу по нашей линии. Рекомендовал вас один из ваших слушателей на курсах Наркомвнешторга. Полагаю, что предложение вам подойдет, и убежден, что ваши знания, склонности и способности найдут лучшее применение, чем на красильной фабрике... Впрочем, значение некоторого производственного стажа в здоровой пролетарской среде я отнюдь не преуменьшаю! Тем не менее, пора браться за свое настоящее дело! Заполненную анкету благоволите оставить секретарю... Скажите, еще, кто заведовал у вас в Брюсовском институте кафедрой художественного перевода?

— Не кафедрой, а всем отделением художественного перевода руководил профессор Григорий Алексеевич Рачинский. Он читал еще и историю западной литературы на первом и на втором курсах института.

— А, Рачинский! Как же, это имя европейское. Философ, редактор Владимира Соловьева и полного Ницше на русском... И кажется — председатель Русского религиозно-философского общества?.. Считаю, Рональд Алексеевич, вашей большой жизненной удачей, что вы успели пройти институтский курс у таких светил науки, каких вы мне назвали — Соболевский, Грушка...

— Иван Никанорович Розанов, академик Орлов, Константин Сергеевич Локс, Виктор Михайлович Лобанов, профессор Эйхенгольц, профессор Волькенштейн, профессор Голосовкер, Густав Густавович Шпет... Неведомский...

Товарищ Флоринский прервал Рональда, увлекшегося перечислением поистине блистательной плеяды своих учителей, позвонив снова и заказав завтрак на две персоны. Рональд сообразил, что это не простая любезность, но нечто вроде дополнительной проверки: мол, умеет ли кандидат на некие дипломатические функции хотя бы прилично сидеть за столом? Скоро появилась горничная в наколке с полным подносом в руках. Она очень ловко накрыла маленький столик и расставила кофейные чашки, молочник, парящий кофейник, булочки, рижский хлеб, яйца всмятку, ветчину, сыр и копченую севрюгу. Оставила на подносе бутылку нарзана и целый набор хитроумных инструментов — колющих, режущих и загребающих.