Яков Сегель - Коля из села Снегири

Он аккуратно сложил письмо Прасковьи Кузьминичны и спрятал в карман, чтобы не потерялось, а карман заколол булавкой.

От этого письма стало ему всё-таки немного полегче, потому что у каждого человека должен быть кто-то, кто его ждёт.

Глава пятнадцатая

В городе Вене

Ах, каким прекрасным, каким красивым городом была эта Вена!

А знаменитый лес вокруг!

Недаром замечательный австрийский композитор Иоганн Штраус свой самый любимый вальс назвал "Сказки Венского леса".

Жаль только, что война оставила следы и на красивых домах, и на старых деревьях, да и многих жителей Вены не пощадила.

Теперь здесь было тихо, очень тихо...

- Младший сержант Исаев! - окликнули Колю.

- Я.

- Ты кинофильм "Большой вальс" смотрел?

- Смотрел, а что?

- Помнишь, там Венский лес был?

- Помню, а что?

- Так вот же он - тот лес, живой! Айда поглядим.

И минут через десять мы уже вступали в тишину Венского леса.

Над нами слегка покачивались вековые сосны, пели соловьи, и как будто не было никакой войны, хотя мы знали, что где-то на севере ещё рвутся с грохотом снаряды, свистят пули, гибнут люди. Но нам после тяжёлых боёв приказали отдыхать, и мы отдыхали, чтобы набраться сил для последнего наступления на фашистов.

Под толстенными деревьями росли замечательные цветы, а между ними то здесь, то там в каменных гротах жили маленькие добрые гномы в смешных разноцветных колпачках. Все они занимались какими-то своими добрыми делами: гномы-кузнецы били молоточками по наковальням, гномы-шахтёры откапывали лопатами уголь и красивые камни, гномы-музыканты играли на скрипках и барабанах...

Ну конечно, ты уже догадался, что это были не настоящие живые гномы, потому что гномы бывают только в сказках. А этих сделали жители города Вены, чтобы чувствовать себя в своем лесу, как в сказке. Они вылепили этих смешных и симпатичных человечков из глины, раскрасили яркими красками и очень любили встречаться с ними, когда приходили погулять по дорожкам Венского леса.

Но началась война, и жителям Вены пришлось забыть о своих любимцах. Они перестали за ними ухаживать, сажать вокруг них красивые цветы, подстригать кусты, выметать старые листья. Краска на гномах потрескалась и облезла, они покрылись пылью и заросли травой.

А весной 1945 года здесь снова раздались весёлые голоса. Это сюда пришли погулять и немного отдохнуть усталые советские солдаты. Среди них слегка прихрамывал невысокий рыжий паренёк. Ну конечно, это был наш старый друг Коля Исаев.

Он бродил с друзьями по аллеям и знакомился с маленькими глиняными человечками и в шутку здоровался с ними, как с живыми: "Здорово, барабанщик!", или "Здравия желаем, скрипач!", или "Будь здоров, шахтёр!..".

Иногда Коля встречал здесь и местных жителей. Он бы с удовольствием поздоровался и с ними, но все они старались обойти подальше наших солдат, потому что боялись их, уж очень много страшных небылиц рассказывали фашисты про советских воинов, а сами, убегая из Вены, увезли всё продовольствие, и в городе наступил голод. Голодали все: и мужчины, и женщины, и старики, и дети. Голодал весь огромный город.

Николай Яковлевич очень удивился, когда старшина Набатов сказал ему:

- Кончай, гвардеец, отдыхать. Давай, прогуляйся на кухню. Обед готов.

- Так я уже обедал, спасибо, - улыбнулся Коля. - Я сыт.

- Может, ты и сыт, - строго сказал старшина, - а люди здешние голодные. Поможешь повару местное население кормить, а то погибнут они без нас, и дети ихние погибнут.

Полевая солдатская кухня - это такой большой котёл на автомобильных колёсах, к которому снизу приделана специальная печка. В этой кухне можно приготовить любую еду: суп, кашу, компот, кисель.

Ну, разумеется, одной кухни не могло хватить на такой большой город, как Вена, и поэтому на его улицы выехало много солдатских кухонь на колёсах. Точно не скажу сколько, но наверняка очень много, ведь нужно было накормить стольких людей, да ещё дать каждому по куску хлеба, а детям и по куску сахара.

Когда Коля Исаев и гвардейский повар Фарид Шамшиев приехали со своей полевой кухней на одну из площадей Вены, их там уже ждали. Австрийцы окружили кухню, протягивали свои кастрюльки, миски, пустые консервные банки, кружки и что-то кричали.

И опять Коля пожалел, что плохо выучил в школе немецкий язык.

Первым получил свою порцию какой-то небритый, худой австриец. Он опирался на толстую палку, потому что у него была больная нога. Коля, конечно, не мог знать, что этот хромой "австриец" был немецким фашистом и воевал против нашей страны. В ногу его ранили в боях за Ленинград.

Тогда в окружённом Ленинграде люди умирали от голода и холода, а этот небритый в те дни только радовался.

- Очень хорошо, что там нечего есть, - говорил он. - Пусть слабеют, слабых легче победить.

Но голодные ленинградцы оказались сильнее сытых фашистов.

Теперь этот небритый пришёл со своей мисочкой к нашей кухне.

Повар Фарид Шамшиев вовсю работал своим черпаком, а Коля ещё давал каждому вдобавок по ломтю чёрного хлеба.

Но вот котёл опустел, очередь разошлась и площадь опустела. Только на каменной ступеньке возле фонтана сидел какой-то бледный мальчик, скрёб в своей банке ложкой, но уже ничего не мог выскрести - всё съел.

Глядя на него, Коля вспомнил свою сестрёнку Катю...

"Чего бы ему ещё дать?.." - подумал Коля. Хлеб у него уже весь кончился.

На счастье, у Фарида нашлось ещё полкуска сахара. Коля присел перед мальчиком и протянул ему сахар.

Мальчик смотрел на Колю, но сахар не брал, боялся, наверное. Тогда Коля сам вложил белый кусок в его маленькую ладонь.

- Данке... - очень тихо поблагодарил мальчик, но не стал сразу есть сахар, а положил его поглубже в карман.

"Домой понесёт, - догадался Коля. - Сестрёнке или братишке, а может, кому из родных. Может, хворает у него кто".

И вдруг Николай Яковлевич придумал, чем ещё можно порадовать мальчика.

- Секундочку! - сказал он. - Айн момент!

Он достал из машины свой острый топор, с которым никогда не расставался, и сухое берёзовое полено.

При виде топора мальчик сначала испугался, но потом успокоился русский солдат стругал им кусок дерева.

- Айн момент... айн момент... - приговаривал Николай Яковлевич, и на глазах мальчика из-под Колиного топора постепенно рождался небольшой стройный кораблик.

Николай Яковлевич заострил кораблику нос, закруглил корму и вставил в неё плоскую щепочку. Он не знал, как назвать эту щепочку по-немецки, и сказал её русское название:

- Руль! Чтобы ровно плавал.

Но австрийский мальчик, оказывается, сам уже догадался, что это руль, только назвал его по-немецки:

- Штоер!

- Верно! - обрадовался Николай Яковлевич. - Штоер! - хотя слышал это слово первый раз в жизни. - А по-русски - руль. Понял?