Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

Пришел ее дядя, отдал мне бриллиант, и мы пообедали. После обеда он продемонстрировал мне небольшое чудо. Кристина научилась писать и, чтобы мне это продемонстрировать, написала что-то под мою диктовку и в моем присутствии. Я уехал до них, дав им слово, что увижусь с ними через несколько дней.

На второй неделе поста г-н Дандоло, придя с проповеди, сказал мне с победным видом, что счастливый жених найден, и что он уверен, что тот пройдет мою проверку. Он назвал мне Карло ХХ, которого я по виду знал. Это был очень красивый и порядочный молодой человек двадцати двух лет. Он служил клерком ragionato [46] старшим клерком. у Хавьера Константини и был крестником графа Альгаротти, сестра которого была женой старшего брата г-на Дандоло.

Этот мальчик, — продолжал он, — не имеет ни отца, ни матери, и я уверен, что его крестный хорошо оценит приданное, которое принесет с собой невеста. Я прозондировал его и знаю, что он охотно женится на честной девушке, которая принесет ему приданное, которое позволит ему выкупить должность, которую он сейчас занимает.

— Это прекрасно, но я не могу ничего сказать. Сначала я должен с ним поговорить.

— Он придет завтра к нам пообедать.

Назавтра я увидел молодого человека, вполне достойного похвал, которые ему воздал г-н Дандоло. Мы подружились. Он разбирался в поэзии, — я ему показал свои стихи. На следующий день я нанес ему визит, и он показал мне свои. Он представил мне свою тетю, у которой он жил вместе с сестрой, и я был очарован ими и приемом, который они мне оказали. Оставшись с ним наедине в его комнате, я спросил, как он относится к любви, и, ответив, что он ею не интересуется, он сказал, что хочет жениться, повторив то, что мне рассказал г-н Дандоло. Я сказал г-ну Дандоло в тот же день, что он может начать договариваться, и он обсудил это дело сначала с графом Альгаротти, который переговорил соответственно с Карло. Тот ответил ему, что он не скажет ни да ни нет, пока не увидится с претенденткой, переговорит с ней и узнает, что она о нем думает. Г-н Альгаротти ответил своему крестнику и заявил, что готов предоставить невесте четыре тысячи экю, если ее приданное того стоит. После этих предварительных церемоний настал мой черед действовать. Карло пришел в мою комнату вместе с г-ном Дандоло, который объяснил ему, что это дело в том, что касается невесты, зависит от меня. Он спросил меня, каким образом могу я оказать ему любезность и познакомить его с ней, на что я известил его о дне, когда это произойдет, объяснив, что на это уйдет целый день, поскольку она живет в двадцати двух милях от Венеции. Я сказал, что мы с ней пообедаем и вернемся в Венецию в тот же день. Он обещал быть в моем распоряжении на рассвете. Я отправил срочное сообщение кюре, чтобы известить его о времени, когда я приеду к нему вместе с другом, чтобы пообедать с ним и Кристиной вчетвером.

Провожая Карло в Пр., я сказал ему только, что познакомился с ней случайно, направляясь в Местре, месяц назад, и что сам сделал бы ей предложение жениться, если бы смог достать четыре тысячи дукатов.

Мы прибыли в Пр. к кюре за два часа до полудня, и через четверть часа появилась Кристина, с очень независимым видом, пожелать доброго утра своему дяде, и сказала мне спокойно, что рада меня видеть. Она слегка поклонилась Карло, спросив у меня, является ли он, как и я, клерком адвоката. Он сам ответил ей, что он старший клерк, на что она сделала вид, что знает, что это значит.

— Я хочу вам показать, — сказала она мне, — как я пишу, а потом мы, если хотите, пойдем к моей матери. Мы обедаем только в девятнадцать часов; не правда ли, дядюшка?

— Да, племянница.

Польщенная похвалой, которую ей воздал Карло, когда узнал, что всего месяц, как она стала учиться писать, она пригласила нас за собой. Дорогой Карло спросил ее, почему она только в девятнадцать лет научилась писать.

— Почему это вас заботит? Представьте, что я научилась уже в семнадцать.

Карло, рассмеявшись, попросил у нее прощения. Она была одета в костюм своей деревни, но очень прилично, с золотыми украшениями на шее и запястьях.

Я предложил ей опереться на наши руки, и она сделала это, метнув на меня покорный взгляд. Мы застали ее мать прикованной к постели ишиасом. Мужчина с добрым лицом, сидевший рядом с больной, поднялся и подошел обнять Карло. Мне сказали, что это врач, и мне это понравилось.

После уместных комплиментов, сделанных этой доброй женщине, которые все касались достоинств ее дочери, севшей рядом с постелью, врач спросил у Карло новости о здоровье его сестры и тети. Разговаривая о своей сестре, у которой была женская болезнь, Карло попросил врача сказать ему несколько слов по секрету. Они вышли, и вот я наедине с матерью и дочерью. Я начал с того, что воздал похвалы этому юноше. Я говорил о его уме, его должности и о счастье той, кому Господь судит стать его женой. Они обе одобрили мои дифирамбы, говоря, что видно по лицу, что он их достоин. Не теряя времени, я сказал Кристине, что за столом она должна держать ухо востро, потому что, возможно, что этот юноша — тот, кто ей предназначен богом.

— Мне?

— Вам. Это уникальный юноша. С ним вы будете более счастливы, чем со мной, и поскольку врач его знает, вы сможете узнать о нем все, что я не успел вам сказать.

Как описать огорчение, которого это сообщение ex abrupto [47] неожиданное. стоило мне, и мое удивление при виде Кристины, спокойной и нимало не огорченной. Этот феномен остановил чувство, которое чуть было не извергло слезы из моих глаз. После минуты молчания она спросила у меня, уверен ли я, что этот красивый мальчик ее хочет. Этот вопрос, который дал мне понять состояние ее сердца, меня утешил и успокоил. Я не знал хорошо Кристину. Я сказал ей, что такая как она не может кому-либо не понравиться, и я расскажу ей все в деталях в мое следующее появление в Пр.

— За обедом, моя дорогая Кристина, мой друг будет за вами наблюдать, и только от вас зависит заставить заблистать все замечательные качества, которыми наградил вас господь. Постарайтесь, чтобы он никогда не смог догадаться об интимных подробностях нашей дружбы.

— Это очень странно. Мой дядя осведомлен об этом изменении сцены?

— Нет.

— И если я ему понравлюсь, когда он на мне женится?

— Через восемь-десять дней. Я позабочусь обо всем. Вы увидите меня здесь на неделе.

Карло вернулся с доктором, и Кристина отошла от постели матери, чтобы сесть с нами.

Она поддерживала все речи, которые вел с ней Карло, очень правильно, кроме того, что часто вызывала смех своей наивностью, но никогда — глупостью. Очаровательная наивность умного и необразованного ребенка. Ее манеры были очаровательны. Она единственная имела привилегию говорить все без того, чтобы ее выражения были неприличными. Но как бы она была ужасна, если бы не была естественной! Таково отличие шедевра искусства от подделки.