Ежи Климковский - Я был адъютантом генерала Андерса

Я знал сидящего за столом высокого худощавого блондина славянской внешности, который раньше меня допрашивал. Он доброжелательно улыбался. Звали его Павел Мазур. Это был майор НКВД. Неплохо говорил по-польски. Он приветствовал меня словами:

— Юрий Мечиславович, Вы свободны, идем вместе в город. Покажу Вам новую квартиру.

Я почувствовал, как во мне что-то оборвалось. Меня охватила какая-то общая расслабленность.

Значит кончилась тюремная жизнь.

Итак, 10 августа 1941 года около двенадцати часов я вышел из тюрьмы на Лубянке, после одиннадцатимесячного пребывания в ее стенах. Это было огромное здание, переделанное во время революции из гостиницы. Находилось она в самом центре Москвы, недалеко от Кремля. Внутри всегда была глухая тишина, похожая на монастырскую. Сокровищем этого дома была обширная библиотека, которой с большим рвением пользовались все заключенные.

Но это уже осталось позади. Я выходил на свободу.

Из тюремного здания я вышел в обществе майора Мазура. Мы направились в сторону гостиницы «Метрополь», расположенной недалеко от Большого театра. Это одна из известных гостиниц, где обычно останавливались иностранцы, особенно корреспонденты различных газет.

В гостинице меня устроили замечательно. Один в комнате, с радостным сознанием свободы, хозяин своих движений и поступков. Это, пожалуй, предел мечтаний заключенного. Я поблагодарил сопровождавшего меня офицера за опеку. При прощании он обещал придти, чтобы показать мне исторические памятники столицы. Обещание свое он выполнил.

В один из августовских дней перед полуднем я ходил по улицам с чувством легкости и радости, забывая о том, что было, а временами даже о своем спутнике. Впервые за год всей грудью, полными легкими мог вдыхать свежий воздух.

Уже полтора месяца велись тяжелые бои между Германией и Советским Союзом. Еще находясь в тюрьме, мы каждый день слышали мощную канонаду зенитной артиллерии, которая потрясала стены домов столицы СССР. Идя по улицам, я с любопытством разыскивал следы неприятельских налетов. Однако нигде не обнаруживал разрушений. Я нашел объяснение этому спустя некоторое время.

Через несколько недель я смог убедиться, что противовоздушная оборона Москвы действительно была замечательной. Наблюдения показали, что всяческие попытки налета на Москву отражались далеко от столицы. Москва была единственной из столиц, успешно боровшейся с немецкой авиацией. Лишь иногда одиночным самолетам удавалось добраться до окраин города и уж совсем редко до центра Москвы, причем они не причиняли при этом каких-либо серьезных повреждений.

Даже в тех отдельных случаях, когда бомба падала в центр города и проводила некоторый беспорядок, искусно и быстро заделывались следы и убирались развалины. Помню, как однажды, проходя мимо памятника Тимирязеву, увидел его бюст, отброшенный на несколько метров от разбитого цоколя, около разрушенного дома. Каково же было мое удивление, когда на следующий день на этом месте я не увидел следов разрушения. Памятник Тимирязеву стоял на цоколе, а от разрушенного дома не осталось и следа — просто чисто подметенная площадка. Трудно было представить, что вчера здесь все было в руинах, торчали остовы стен, валялись кучи развалин. Восхищение вызывала маскировка города. Не только крыши домов и стены здания были окрашены самыми разнообразными узорами, на площадях рисовали огромные здания, которые с птичьего полета сливались с натуральными постройками. Строились бутафорские дома, менявшие внешний вид некоторых районов до неузнаваемости. Они в огромной степени дезориентировали фашистских летчиков. Замечательна была маскировка Москвы-реки. На специальных плотах строили много искусственных крыш, спускали на воду плавучие подобия тротуаров. Если смотреть на реку сверху, она становилась неузнаваемой. Мешками с песком обкладывались не только памятники, как в других городах, но и все витрины, что очень предохраняло от осколков бомб, обломков камней или взрывной волны. Маскировка осуществлялась так обстоятельно, что и Кремль был этому подвергнут и выкрашен в защитный цвет. В противовоздушной обороне принимала участие вся столица. Многие жители дежурили на крышах домов, наблюдая, чтобы случайно нигде не пробивался в окнах свет и борясь с зажигательными бомбами. На крышах огромных зданий часто устанавливались пулеметы и небольшие зенитные пушки.

Подобной хорошо и эффективно организованной противовоздушной обороны я нигде не встречал.

На улицах царило спокойствие, жизнь шла своим нормальным чередом, без признаков паники или нервозности. Уличное движение не нарушалось. Трамваи, троллейбусы, автомобили курсировали, как обычно. В магазинах было много покупателей, нередко перед магазином выстраивались довольно большие очереди. И хотя это были первые месяцы войны, когда немцы одерживали победы, улицы выглядели нормально и спокойно.

Обедать я вернулся в гостиницу. Потом вновь пошел в город, теперь уже на розыск подполковника Юзефа Спыхальского, сотоварища по тюрьме. Спыхальский был моим старым знакомым, сердечным коллегой-преподавателем тактики пехоты в Центральной пехотной школе в Рембертове.

В тюрьме для разнообразия нашего жития нас переводили из камеры в камеру, чем мы были очень довольны, так как это была единственная возможность видеть новые лица, получать кое-какие сведения, а прежде всего иметь возможность встретить многих знакомых и коллег. Как раз во время одного такого перемещения меня ввели в камеру, в которой уже находилось несколько сотоварищей. С любопытством разглядывая присутствующих, я вдруг, увидел и не мог поверить своим глазам... Неужели это Юзеф? Подполковник, стоявший в профиль, повернулся. Меня поразил тогда вид его огромных усищ (хотя я тогда тоже носил усы). Обращаясь к подполковнику, я употребил известное еще со школьной скамьи прозвище (мы называли его «князем пехоты»). Взволнованные, мы бросились в объятия друг другу.

С подполковником мы провели вместе довольно продолжительное время. Он хотел как можно скорее вернуться в Польшу. Мы договорились возвращаться вместе, как только появится возможность. Подполковник вышел из тюрьмы на несколько дней раньше. Он жил в замечательной гостинице «Москва», в каком-нибудь полукилометре от меня. Встретил меня он очень сердечно, с радостью говоря, что как-то благополучно прожили тяжелые времена, целы и здоровы, сохранили энергию и не потеряли энтузиазма. Юзеф поделился со мной новостями. Он сообщил, что генерал Янушайтис уже неделю на свободе и живет у своих знакомых в Москве. Андерс также освобожден и назначен командующим польскими вооруженными силами в СССР. Я задумался над тем, какие обстоятельства повлияли на это назначение и почему обошли известного политического деятеля Янушайтиса, обладающего большими данными для командующего, и во всех отношениях лучше подходившего на эту должность.