Ежи Климковский - Я был адъютантом генерала Андерса

Профессор Кот не был подготовлен к такой роли ни политически, ни морально. И уж во всяком случае для нее не созрел. Он был лишен политического опыта, совершенно не знал ни Советского Союза, ни русского языка, никогда там не жил и обо всем советском имел лишь весьма смутное представление: «терра инкогнита» — неизвестная земля. Самое важное, что он не понимал, в чем должна заключаться его миссия, в чем суть польско-советских отношений. Одним словом, он совершенно не понимал той роли, какую должен был играть. Он не осознавал всей важности вопроса и возложенной на него персональной ответственности за возможные неудачи, не понимал роли, на которую его выдвинуло стечение обстоятельств, эта роль обязывала его укреплять взаимную дружбу, он должен был строить, создавать сосуществование, основанное на взаимном уважении. Он не имел необходимого личного авторитета и не умел его создать. Совершенно не имел в данном случае необходимой способности руководить, не умея не только навязать и осуществить свою волю, но даже проследить за тем, чтобы воля Сикорского соблюдалась и претворялась в жизнь. Кроме того, он был исключительно никудышним организатором.

Имел ли Сикорский на примете кого-либо другого? К сожалению, тогда фактически не имел. Попросту никто ни из министерства иностранных дел, ни из правительства, ни из армии не хотел идти на этот пост. Как я уже говорил, Сикорский был совершенно одинок, не умел найти людей, не умел их подобрать. Поэтому в силу создавшегося положения и отсутствия другого кандидата он вынужден был просить своего «друга» и во имя этой дружбы поехать и проследить за проведением его политической линии.

Вот так профессор Кот стал послом на одном из самых ответственных форпостов. Следует подчеркнуть, что это было не обычное поприще, как многие иные, где могло быть немного лучше или хуже, где послом мог быть тот или другой. От этого учреждения, от его хорошего функционирования, без всякого преувеличения зависело будущее Польши.

Необходимо еще разъяснить, что профессор Кот не получил никакой определенной инструкции или указаний о своем поведении. Он рассуждал, по его признанию, следующим образом:

«Находясь на посту в Москве, я не видел возможности ведения большой политики. Ведь там мы не имели в своих руках никаких козырей или возможности давления.

Главную задачу посольства Речи Посполитой я усматривал в материальной, моральной и политической защите и поддержке польского населения в России, а также в оказании помощи Войску Польскому».

Где же после этого создание общих, пропитанных дружеским духом отношений? Об этом с самого начала не подумали, а думали только о «нажиме» и о «представлении аргументов и материалов для защиты нашего вопроса на международной арене.»

Не был также отрегулирован важнейший вопрос, наиболее существенный в нашей жизни в Советском Союзе: сотрудничество между польскими вооруженными силами и посольством. Не была определена взаимная зависимость и подчиненность. Это все имело самые пагубные последствия.

Второй фигурой, очень важной и ответственной, которая, по крайней мере в первой стадии должна сыграть не менее важную роль, являлся «глава военной миссии», бригадный генерал [11] Генерал-майор. Зигмунт Шишко-Богуш. Он должен был подготовить и заключить военное соглашение. Так же, как и профессор Кот, Богуш не понимал, что он должен делать, не отдавал себе отчета, какая роль выпала на его долю. Из штаба он получил самые отвратительные антисоветские установки, с Сикорским не имел времени обсудить все вопросы, так как его вызвали из Шотландии, где он находился, за двое суток до выезда в Москву. Он даже не успел привести в порядок свои личные дела, когда узнал о своей миссии и о своем немедленном отъезде.

Вызванный первого августа к Сикорскому, уже третьего должен был вылететь в Москву, куда и прибыл шестого августа 1941 года. Его сопровождали майор Бортновский из второго отдела и первый секретарь посольства Веслав Арлет.

Не имея указаний и директив, он ограничился обычной формальностью подписания соглашения, непродуманного и подготовленного неряшливо, кое-как, наспех.

Богуш не только не понимал, как и профессор Кот, своей миссии, но никогда и не пытался понять. В то же время его злой дух сказался на многих очень важных наших вопросах в Советском Союзе. Кроме того, он враждебно относился к профессору Коту, что не обещало доброго сотрудничества. Единственным его «положительным качеством» было знание русского языка и тот факт, что он «воспитывался в пажеском корпусе».

Третьей фигурой, которая сыграла исключительную роль в истории польских вооруженных сил в СССР, как и вообще оказала большое, несоразмерное по своей величине влияние на отношения между Польшей и Советским Союзом, был командующий польскими вооруженными силами в СССР генерал Владислав Андерс.

Андерса я знал много лет и, как мне казалось, довольно хорошо. Видел его при различных обстоятельствах, встречались часто. Ведь он являлся командиром бригады, в состав которой в течение нескольких лет входил мой полк. Часто приезжал на смотры. С каждым годом знакомились ближе на маневрах, на конных состязаниях «Милитари», а недавно во время сентябрьской кампании он снова был моим командиром. Его положительные качества — вежливость и предупредительность. Этим он значительно отличался от многих известных мне высших офицеров.

Андерс никогда долго не задерживался на одном месте, его постоянно переводили из одного гарнизона в другой. Он был командиром кавалерийской бригады в Ровно, в Бялокурнице около Кременца, в Бродах, а накануне войны в Барановичах. Все эти переводы носили дисциплинарный характер и были наказанием за систематические махинации и злоупотребления, которые даже тогдашним властям, относящимся весьма снисходительно к подобного рода проступкам, не нравились, как слишком расходящиеся с честью офицера.

Об участии Андерса в сентябрьской кампании я уже писал.

В конце сентября, раненый случайными пулями, он через ротмистра Кучинского дал знать о себе советским органам. Через пару часов Андерса перевезли в Самбор, где его принял командующий одной из армии Тюленев. Затем, по его просьбе, он был отправлен на лечение во Львов. После прибытия во Львов его поместили в госпиталь на улице Курковой, весь персонал которого состоял из поляков. Здесь к генералу относились очень хорошо, врачебная забота была исключительной. К тому же генерал не имел никаких ограничений, его могли навещать гости в течение всех дней, этим широко пользовались все посетители госпиталя.

Высшие офицеры Красной Армии посещали его несколько раз, вели переговоры и предлагали вступить в Красную Армию.