Сергей Моисеев - Полк рабочей Москвы

По его лицу было видно, что речь пойдет о чем-то важном.

— Вы видите, какой полк-то? Вся московская пролетария собирается. Такому полку комиссар нужен.

Предложение Михайлова застало меня врасплох. Действительно, мы с Логофетом очень часто и подолгу обсуждали кандидатов на должности взводных и отделенных командиров, толковал я об этом и в райкоме, но о комиссаре у нас никогда не заходила речь. [62]

Видимо, это происходило потому, что фактически функции комиссара в полку я выполнял сам. Именно поэтому у меня никогда и не возникала мысль — кого назначить комиссаром.

— Так я и буду комиссаром нашего полка, — ответил я.

Михайлов пристально посмотрел на меня. Но вот строгое лицо его просветлело, от глаз побежали морщинки, он радостно улыбнулся и, крепко пожав мне руку, сказал:

— Ну, тогда ладно!

Выйдя во двор, я направился в штаб полка. Логофет был один.

— Ну, командир, примешь меня комиссаром полка?

— Очень хорошо, — весело ответил он. — Я давно знал, что так и будет.

— Почему?

— Потому что иначе и быть ее могло.

Когда поставили этот вопрос перед райкомом партии и президиумом райсовета, то и там к этому отнеслись, как к информации о давно известном факте.

Незадолго до отправки полка на фронт райком партии решил вручить нам полковое знамя. Шли оживленные споры о форме знамени, лозунге и рисунке на нем. Каждый день в комнату, где готовилась святыня части, заходили рабочие, красноармейцы, командиры, представители.

Но вот знамя готово. Рисунок и надпись на нем сделаны масляной краской. На одной стороне полотнища полное наименование полка: «38-й пехотный Рогожско-Симоновский советский полк». На другой — боевой призыв, одобренный полковым собранием: «На бой за власть Советов, за власть рабочих и крестьянской бедноты!» Полотнище пришлось сделать из сукна, так как другого материала, подходящего по цвету, не нашлось.

Вручение знамени происходило в чрезвычайно торжественной обстановке на Красной площади. При огромном стечении народа представители райсовета передали его окружному военному комиссару, тот мне, а я — командиру полка. [63]

А перед самой отправкой на фронт районные организации устроили для полка прощальный митинг-концерт. С напутственными речами выступали представители райкома, райсовета, заводов и фабрик. Потом состоялся концерт.

Красноармейцы не захотели остаться в долгу и в свою очередь организовали полковой вечер, пригласив на него представителей трудящихся района.

Здесь тоже много было произнесено взволнованных, горячих речей. Особенно проникновенно говорил старый большевик Свободин.

— Ваш полк — сын района. Он укомплектован нашими рабочими. За действиями полка на фронте будет с любовью следить все население района. В минуту опасности и тяжелых испытаний помните, что вы идете на смерть за счастье ваших семей, ваших детей... за счастье рабочего класса всего мира!..

Последним выступал я. В своей речи напомнил товарищам выступление Владимира Ильича в Прямиковском саду, еще раз рассказал о посещении делегацией полка раненого Ленина и от имени красноармейцев заверил представителей трудящихся района, что 38-й полк с честью выполнит свой воинской долг.

— Мы смело идем под знаменем нашей партии с начертанным на нем лозунгом: «На бой за власть Советов, за власть рабочих и крестьянской бедноты!..»

Долгими аплодисментами встретили присутствовавшие эти заключительные слова моего выступления.

После торжественной части начался самодеятельный концерт. На сцене появляется красноармеец и объявляет, что сейчас он покажет, как ходят различные военные.

Вызывая взрывы смеха, боец изображает Гусарского корнета, фланирующего по Невскому проспекту, ударницу женского батальона Керенского, гвардейского офицера. Скрываясь на мгновение за ширмой он появляется оттуда то с золотыми погонами и с длиннейшей саблей в блестящих металлических ножнах, волочащейся по полу, то с женскими кудрями, которые висят из-под военной фуражки с царской кокардой.

Но вот он выходит с винтовкой в руке, одетый в красноармейскую форму. Хорошо сшитая гимнастерка ладно сидит на его стройной фигуре. На голове фуражка с красной звездой. [64]

— А теперь посмотрите, как ходят красноармейцы 38-го полка.

Зал настораживается. Красноармеец на эстраде легко и ловко берет винтовку на плечо и, перемигнувшись с капельмейстером, лихо командует самому себе:

— Шагом марш!

Под звуки знакомого марша «Жизнь для победы» он размашисто шагает по сцене. Рука крепко и уверенно сжимает винтовку. Голова высоко поднята, глаза блестят.

Обойдя по эстраде несколько кругов, красноармеец остановился на середине, взял винтовку к ноге и стоял смирно, взволнованный и торжественный.

Из зала навстречу ему понеслись дружные аплодисменты и крики приветствий:

— Ура! Наш 38-й! Ура! Наш Рогожско-Симоновский полк! Ура! Ура!..

Многоголосое «ура» неслось из всех уголков зала.

Оркестр заиграл «Интернационал». Красноармеец на сцене взял винтовку «на караул» и неподвижно стоял перед нами, олицетворяя собой воинов нарождающейся Красной Армии.

Затем началась пляска. Русскую плясали почти все. Даже те, кто не умел, выходили в круг и топтались на месте.

— Вот ведь разбойники, что выделывают, — бормотал в восхищении Лапидус.

— Володька, уточкой! — кричали красноармейцы, и конюх обоза первого разряда потешно заковылял вдоль круга, присев на корточки. Он был широкоплеч, мал ростом и чем быстрее бежал в этой крайне неудобной позе, тем заметнее по-утиному переваливался с боку на бок, вызывая дружный хохот зрителей.

С места сорвался весельчак Бадеулин. Стоя на левой ноге, он правой выделывал самые замысловатые фигуры и громко приговаривал:

— Одна нога топотит, а другая не хотит!..

Концерт затянулся за полночь. Плясали сразу по нескольку десятков человек. Тех, кто сам не шел, тянули товарищи. Титова схватили в коридоре да так с караваем хлеба под мышкой и вытащили в круг.

— Ну, вся пролетария в пляс пошла! — восклицает [65] Михайлов, радуясь за молодежь, за боевое настроение красноармейцев, готовящихся к отправке на фронт.

Обступившие его рабочие одобрительно улыбаются.

— А пройдет немного лет, оправится пролетария, сколько она всяких делов произведет. Со всего мира на нее глядеть будут. Так и Владимир Ильич нам говорил, — вспоминает Михайлов.

Веселье тем временем разгорается сильнее и сильнее.

— Хорохорина! Хорохорина! — раздается сразу несколько голосов, и на площадку выходит, подправляя на ходу крепко затянутый пояс, конный разведчик из бывших красногвардейцев.

Начал он тихо, с расстановкой, выдвигая вперед то одну, то другую ногу. Вначале его движения были медлительны, но затем ускорились, стали увереннее, и вот он уже весь в вихре огненной пляски.