Николай Окунев - Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2

Бывший Синодский обер-прокурор В. Н. Львов (а теперь сподвижник Антонина и К°) довел до сведения Стеклова и его читателей, что «с осуждением Тихона кончается всякая возможность идейного воссоздания реакции даже в эмиграции». Значит — распни его!

Демьян Бедный за свою поэзию награжден орденом «Красного знамени». Троцкий в своем приказе называет его «доблестным кавалеристом слова, метким стрелком по врагам трудящихся».

Много шуму, статей, расходов, наград и самохвальства по поводу «Разгадки курской магнитной аномалии». Установлено, что в Щиграх, Курской губ., добыты первые образцы магнитного железняка с содержанием до 70 % химически чистого железа. Никакой и загадки-то не было; давно всем известны причины таких «аномалий», но вот попробуй достань это железо своими, русскими руками. Пожалуй, теперь достанут, но чего это будет стоить?!

С 30-го апреля по новому ст. начался тираж золотого выигрышного займа. Как известно, главный выигрыш 100.000 золотом. У меня тоже были «шансы» в виде двух купюр облигаций по 5 р., т. е. на 10 р. (вся облигация 25 р. золотом). Получил их на службе. И большинство этих бумаг роздано россиянам таким же путем. На этот раз ни я, никто из знакомых — ни 20 р. золотом (самый меньший выигрыш), ни больше не выиграли. Будем ждать сентября, тогда второй тираж.

16/29 апр. в храме Христа Спасителя открылся «Второй (якобы) поместный собор русской Православной Церкви». От имени ВЦУ Антонин приветствовал правительство и провозгласил ему «многая лета».

Первое мая отпраздновано уличными действиями, сопровождавшимися карнавальными затеями в виде поношения культа и его служителей. По подсчету газет, в манифестациях участвовал миллион народа. После этого празднества рылся в газетах, а как, мол, этот день прошел заграницей? И почти ничего не нашел, видно, там работали и в праздник труда. Впрочем, предполагают, что в Берлине демонстрировало 500.000 человек (из 4-миллионного населения), и сообщают, что в Париже работа была приостановлена на 10 минут.

На «соборе» председателем был какой-то «митрополит всея Сибири Петр Блинов», а почетным «митрополит Московский Антонин».

Собор послал приветствие ВЦИКу, с пожеланием скорейшего выздоровления В. И. Ленину, «чтобы он снова встал впереди борцов за великую социальную правду».

Небольшое отступление в сторону обывательской жизни: к зубному врачу Лившицу явился неизвестный и попросил спешно оказать ему помощь. Врач все, что нужно, сделал, и после этого пациент навел на него револьвер и сказал: «Ну, а теперь давайте мне за визит 2 млрд.» За неимением такой суммы сошлись на 200 млн. Забрав деньги, пациент благополучно скрылся.

Собор разжаловал Патриарха в мирянина Василия Белавина, считая его «отступником от подлинных заветов Христа и предателем Церкви», и на основании церковных законов объявляют его лишенным сана, монашества, и возвращают его в первобытное положение мирянина.

Вообще, этот собор вынес такие решения и резолюции, что лучше о нем и не говорить больше. Как название пьесы «Женщина, о которой не стоит говорить», можно записать в историю русской церкви, что «в 1923 г. был в Москве собор, о котором не стоит говорить».

Впрочем, еще несколько слов по поводу его «деяний». Главные деятели церковного раскола (и посрамления русской Церкви) протоиереи Введенский и Красницкий «взысканы» милостию собора: первый (женатый) возведен в архиепископы Крутицкие, а второй — «в протопресвитеры всея Руси». (Чуть не большевики, а как им нравится такое архимонархическое выражение «всея Руси»!)

«Находятся смельчаки, которые у издыхающего льва вырывают волосы из гривы», — говорит турецкая пословица. Вот эти вышесказанные новые «князья церкви», да Петр Блинов (тоже властитель «всея Сибири»), да дьякон от Трех Святителей Добров, да какой-то один «мирянин» — отправились к Патриарху в его заточение и, обратившись к нему, «называя его Василием Ивановичем», указали на состоявшееся постановление собора о лишении его сана. «Гр. Белавин подписал текст сообщения собора» (так заканчивает это происшествие корреспондент «Известий»). Собор закончился многолетием Антонину в таких формах: «Стране Российской и правительству ее, устрояющему судьбы народа по правилам труда и общего благополучия, — многая лета.»

И еще «номер». Обратились с нотой к архиепископу Кентерберийскому, примасу Англии. Ты, мол, не замай наше благочестивейшее правительство, у нас, дескать, «религиозная жизнь в настоящее время пользуется такой свободой, которой она никогда не имела ни при одном из прежних правительств отечества нашего…» Нет, дальше не могу. Бог с ними! Не мне судить таких величайших жрецов. (Бывало, попов почему-то звали «жеребцами», но я не люблю «неделикатных» выражений.)

Керзон прислал советскому правительству ультиматум, что если оно в десятидневный срок не выполнит таких-то требований (по освобождению тральщиков, по вознаграждению семей расстрелянных в России английских шпионов, по прекращению пропаганды в восточных английских владениях, по увольнению наших представителей в Персии и по смягчению участи гонимого в России духовенства), то и торговый договор с Англией и всякие другие добрые отношения с ней будут прерваны и изменены.

† Вслед за этим получено сногсшибательное известие, что прибывший в Лозанну и не принятый к участию в тамошней конференции наш представитель тов. В. В. Воровский убит там из револьвера русским эмигрантом Конради. Промелькнуло сообщение, что это была личная месть за расстрел родственников Конради в России, но оно утонуло в громовых и гневных статьях, речах и резолюциях, что тут виноваты империалисты, Антанта, Лозанна, буржуазия и т. д. И зашагали по Москве и другим городам советской России с флагами, знаменами, музыкой, интернационалом. На знаменах всевозможные обещания мести и гибели капиталистам, Керзону, угнетателям трудящихся, и т. д., и т. д. Московская демонстрация состоялась в одну из суббот, т. е. дала возможность многим погулять в день не праздничный. Что говорить! Внешне не менее 600.000 человек. В этот день полетел на аэроплане Наркомвнешторг Л. Б. Красин, вместе с директором Северолеса Либерманом. Конечно, торговаться насчет керзоновских требований. На демонстрации по поводу убийства Воровского было много плакатных предписаний не уступать англичанам, показать им кукиш, крикнуть «Руки прочь!», и т. д. Но позднее мы читали, что по всем швам мы уступили, и дело, кажется, закончится не так, как манифестанты требовали, а как англичанам удобно. Тело Воровского привезли в Москву и похоронили на Красной площади. При церемонии перевоза его с Виндавского вокзала опять участвовали рабочие, красноармейцы и советские служащие. Опять грозные плакаты, пение революционных песен, сотни тысяч людей, присутствие которых признано своими комячейками «обязательным». Одним словом — «опять праздник».