Николай Окунев - Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2

Что сказать о жизни русского человека, такого же рядового, как я? Как он жил, в общем, в 1920 году? Конечно, скверно, но как будто лучше, чем в прошлом. Что же случилось? Ведь был неурожай, было страшное мелководье, были опустошительные пожары, война с поляками, война междуусобная, свирепствовали заразные болезни, царил разврат, грабеж, — одним словом, подобие «египетских казней», но мы почему-то все говорим, что мы живем теперь легче прежнего. Это, должно быть, нам кажется только, потому что наши невзгоды, наши лишения стали нам в привычку, а «привычка свыше нам дана, замена счастию она». Поверим поэту и на том порешим, что мы настолько обтерлись, что нас теперь не сломишь житейской нуждой.

Поверим и некоему Игорю Ивневу, читающему лекцию на тему «Петр Первый и Ленин. Историческая параллель.» Поверим ему, что Петр был только «Первым», а великим-то у нас — Ленин.

Поверим и тому чистопольскому татарину, который допрашивался местной чрезвычайкой по части спекуляции. Его спросили, как он смотрит на результаты советской власти? — «Очень хорош. Народ тимна была, типерь свитла стала.» Следующий вопрос был о том, как его самого коснулось «просветление», и он ответил: «Прежде штаны носил, зад темноте бывал, типерь штаны нет, заплаты нет, вся зад видна. Свитла стала!»

И у меня недалеко до просветления. С 1-го января н./ст. 1921 г. я внезапно оказался совсем без жалованья. С 16-го дек. до 1-го янв. предложили получить уже не персональное жалование (18.000 р.), а «тарифное», т. е. 7.300 р. в месяц. В довершение всего, главводских и продовольственных карточек не выдали, с 1-го января и совсем уволили меня из Главвода. Остаюсь, пока что, только прикомандированным к Полевому штабу. По закону, «воровством или спекуляцией заниматься нельзя», но по совести, право бы, не грех!

Пострадал не за преступления по службе, а за неумение ладить с комиссаром!

1/14 января.Кончил прошлый год «комиссаром», а новый начинаю «патриархом». Накануне Нового Года был за всенощной у Василия Кессарийского на Тверской. Опять необыкновенное стечение молящихся. Храм громадный, но вместил только тех, которые вошли в него за час до начала службы. Служил Патриарх, два Епископа, Протопресвитер и местное духовенство. Диаконствовал Розов и еще два голосистых протодьякона. Пел хор под управлением Чеснокова, а «слово» сказал протопресвитер Любимов, большой мастер говорить сильные, умные и бодрые речи. Благолепная и поистине торжественная служба! Продолжалась три часа с лишком, и несмотря на страшную тесноту (вернее давку) — было не утомительно. Вот что значит настроение! Только что народившийся год, без сомнений, внесет в нашу жизнь и «тесноту» и давку, но Господь, по милости Своей, даст нам такое «настроение», с помощью которого все мы «не утомимся» за длинную годовую службу своей жизни. Да будет так!

4/17 января.Погода неустойчивая: то мороз 18°, то 5°, а выглянет солнце, так и тепла разведет градуса на 3.

Газеты неинтересны, да что-то их не каждый день и видишь. Или их не хватает для расклейки по стенам, или развилось такое сильное срывание их со стен, что надо дежурить расклейщика, чтобы не опоздать прочитать. Вот сегодня прошел все центральные улицы и нигде не видел вчерашних номеров (а сегодня, по случаю понедельника, они совсем не выходят). Довольствовался «устными» газетами; но все, что ни слышал, все старо, нетрепетательно. Передаются из уст в уста остроты популярных клоунов Бима и Бома, которые то портрет Троцкого «повесят», то изображение Ленина «поставят к стенке», то, будто бы, — один в белом, а другой в красном балахонах, заводят борьбу перед троном, на котором лежат атрибуты царской власти, и в разгаре борьбы не увидят, как некто «в пейсах» воссядет уже на этот трон, а когда им резонер, артист того же цирка, скажет, указывая на занятый трон: «Что вы деретесь попусту, — разве не видите?», — они отвечают: «Мы-то видим, а вот эти дураки чего смотрят?», — и при этом показывают пальцем на гогочущую публику цирка. И много такого рассказывают про Бима и Бома, но я не верю, что они могут безнаказанно так острить. Вероятно, это выдумки тех таинственных остряков, которые сочиняют анекдоты. В этом же роде меня просветили на днях, что новые головные военные уборы, имеющие наверху оконечник, вроде клистирной трубки, называются «иерихонками», и при том уверяют, что еврейские воины имели такие каски, когда осаждали Иерихон.

Или вот такая штука, спросят: «А что изображено на гербе Советской республики?», — и без запинки ответишь: «Молот и серп». Дальше предложат: «Напиши-ка эти слова подряд», — и пишешь «молотсерп», а потом спросят: «А чем это кончится?». Конечно, ломаешь голову и ничего верного не ответишь, вот тогда и надоумят, значительно произнеся: «престолом!», — и покажут, что это слово получается при прочтении «молотсерп» с правой стороны.

Вот до чего измельчали обывательские пророки! После потрясающих слухов о задачах Колчака, Деникина, Врангеля, поляков — стали потрясать наши животишки смешными придумками. И много их за последнее время, но загромождать ими «историю», конечно, не стоит.

5/18 января.Во Франции новый кабинет министров с Брианом во главе. Это означает поправение власти, но, как пишут советские газеты: «шайка французских жуликов, состоящих на службе у капитала, еще не объявила последнего решительного боя с пролетариатом Франции». Тогда, стало быть, на сцену появятся министры более правого течения.

7/20 января.В «Известиях» сам Н. Семашко (комиссар народного здравия) пишет, что частная медицинская практика в полной мере может быть отождествлена с продовольственной Сухаревкой, но говорит, что еще не пришло время выпуску декрета о запрещении частной практики; сначала надо обеспечить правильную медицинскую помощь, т. е. гарантировать каждому гражданину советской республики, что он в любой момент несчастья может найти немедленную и квалифицированную медицинскую помощь. Однако Семашко находит, что и сейчас пора национализировать все частные лечебницы (квалифицированные, т. е. хирургические, глазные и т. д.), и насчет запрещения частной практики он говорит в конце донцов, что за окончанием войны, когда освобождается много медицинского имущества, находящегося в военно-санитарном ведомстве, и значительная часть медицинского персонала, служившего войне, — «мы имеем реальную возможность так построить нашу медицинскую организацию, чтобы исчезла, как тьма от света, медицинская Сухаревка, и мы скоро покончим с позорным (и для дающего, и для берущего) пережитком капиталистического строя — частной практикой»… Все это сбудется, конечно. И декрет выйдет, и вывески будем читать, что «мастера на чай не берут», то бишь «доктора гонорара не получают», но долго еще будет существовать подпольное лечение со всякой мздой. Так было, и так будет!