Владимир Лесин - Генерал Ермолов

Граф Алексей Андреевич с пониманием воспринял беспокойство молодого генерал-майора и предложил Александру I кандидатуру Николая Алексеевича Тучкова, но император отверг ее, а при встрече с Ермоловым спросил его:

— Кто из генералов, по вашему мнению, более способен исполнять должность начальника штаба?

— Первый встречный генерал, государь, конечно, не менее меня годен, — ответил Алексей Петрович.

Не желая продолжать этот разговор, Александр I приказал ему вступить в должность.

— Повинуюсь, государь. Если некоторое время я буду терпим в этом звании, то единственно по великодушию и милости ко мне вашего величества, — сказал Ермолов, — прошу, однако, не лишайте меня надежды вернуться к командованию гвардейской дивизией; считайте меня в командировке.

— Я обещаю вам это {170} 170 Там же. .

Многие современники с удовлетворением встретили это назначение. Так, по утверждению Николая Николаевича Раевского, «все» были «этому рады», поскольку Ермолов «робких советов» командующему давать не станет {171} 171 Архив Раевских. Т. 1. СПб., 190S. С. 153—154. .

Другие же, например генерал-адъютант Петр Андреевич Шувалов, считали, что Ермолов, «несмотря на его рвение к службе… несмотря на выдающиеся таланты, не может противостоять злу при таком начальнике», как военный министр {172} 172 Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 72. .

А как сам Барклай-де-Толли отнесся к назначению Ермолова начальником штаба вверенной ему армии? Алексей Петрович на этот вопрос ответил так:

«Против воли Барклая дан я ему в начальники главного штаба: он не любил меня и делывал мне неприятности, [но] доволен был трудами моими и уважал службу мою» {173} 173 Кавтарадзе А.Г. Генерал Ермолов. Тула, 1977. С. 29. .

Право же, было за что ценить и труды, и службу начальника штаба. Ермолов отличался поразительной работоспособностью, энергией, распорядительностью, умением быстро ориентироваться в постоянно меняющейся обстановке, держать в памяти данные о численности различных частей армии, четко формулировать распоряжения и приказы командующего, организовывать военную разведку и борьбу со шпионажем… Он участвовал в разработке тактических и стратегических планов 1-й Западной армии.

Надо сказать, что и Ермолов «делывал» Барклаю-де-Толли «неприятности». Это, однако, не помешало Алексею Петровичу много лет спустя дать Михаилу Богдановичу вполне объективную характеристику:

«Барклай-де-Толли, неловкий у двора, не располагал к себе людей близких к государю; холодностью обращения не снискал приязни равных, ни приверженности подчиненных. До возвышения в чинах имел он состояние весьма ограниченное, поэтому должен был смирять желания, стеснять потребности…

Семейная жизнь его не наполняла всего времени уединения: жена не молода, не обладает прелестями, которые могут долго удерживать в некотором очаровании, все другие чувства покоряя…

Свободное время он употреблял на полезные занятия, обогащая себя познаниями. Ума образованного, положительного, трудолюбив, заботлив о вверенном ему деле, тверд в намерениях, не подвержен страху, не чужд снисходительности, внимателен к трудам других. Словом, Барклай-де-Толли имеет недостатки, с большей частью людей неразлучные, достоинства же и способности, украшающие весьма немногих из знаменитейших наших генералов».

Однако вернемся в Дрисский лагерь, чтобы покинуть его.

4 июля армия оставила Дрисский лагерь и через три дня дошла до Полоцка, откуда Александр I уехал в Москву и далее в Петербург. Перед отъездом он зашел проститься с Барклаем-де-Толли. Адъютант командующего 1-й Западной армией майор Владимир Иванович Левенштерн писал позднее:

«Государь застал его за работою в конюшне, — ему было везде хорошо, лишь бы быть поближе к армии. Проведя с Барклаем около часа, император простился с ним, обнял его. Его величество был очень взволнован; я был в тот день дежурный и один присутствовал при этой сцене, которая глубоко растрогала меня.

Сев в дорожную коляску, император обернулся еще раз и сказал Барклаю:

— Прощайте, генерал, еще раз; надеюсь, до свиданья. Поручаю вам свою армию; не забудьте, что у меня второй нет; эта мысль не должна покидать вас».

Она, эта мысль, и не покидала Барклая, заставляла думать о спасении армии и в связи с этим терпеть несправедливые обвинения соратников. Впрочем, не покидала она и начальника штаба Ермолова. Правда, его никто не упрекал в отступлении.

Уезжая, Александр Павлович не назначил главнокомандующего. Зато приставил к командующим людей, облеченных особым правом писать ему, когда сочтут это необходимым. Этим правом широко пользовались А.П. Ермолов, которого М.Б. Барклай-де-Толли считал своим недругом, и Э.Ф. Сен-При, откровенно шпионивший за П.И. Багратионом и доносивший о каждом его шаге царю. Кроме того, в армии остались многочисленные адъютанты императора и «другие не совсем благонадежные и совершенно бесполезные люди, осаждавшие главную квартиру», основным занятием которых, казалось, была интрига {174} 174 Ермолов А.П. Указ. соч. Ч. I. С. 181. . Все это создавало атмосферу подозрительности и лишало командующих необходимой самостоятельности. Каждый из них действовал с оглядкой на столицу, где находился государь.

Алексей Петрович писал царю донесения лишь «о чрезвычайных случаях», правда, некоторые из них очень смахивали на доносы. Но чего не сделаешь ради искренной любви к Отечеству.

Еще до отъезда Александра I в Петербург выявились разногласия между командующими армиями во взглядах на способы ведения войны. Пылкий П.И. Багратион был сторонником немедленных наступательных действий, тактики «искать и бить». Методичный и холодный М.Б. Барклай-де-Толли исповедовал осторожность, которую многие современники воспринимали как нерешительность, а то и трусость и даже измену. А он был геройски храбрым, беспредельно преданным России генералом, правда, с «немецкой» фамилией.

По мере отступления отношения между Багратионом и Барклаем-де-Толли принимали крайние формы. Характерно в этом смысле письмо князя начальнику главного штаба 1-й армии генерал-майору Ермолову, написанное сразу после блестящих побед арьергарда Платова в кавалерийских боях у Мира и Романова. Вот несколько строк из него:

«…Жаль Государя: я его как душу люблю, предан ему, но, видно, он нас не любит. Почему позволил ретироваться из Свенцян в Дриссу? Бойтесь Бога, стыдитесь! Россию жалко! Войско их шапками закидало бы. Писал я, слезно просил: наступайте, а я помогу. Нет! Куда вы бежите?..

Ей-богу, неприятель места не найдет, куда ретироваться. Он боится нас. Войско ропщет, и все недовольны. У вас зад был чист и фланги. Зачем побежали? Надо наступать… Мы проданы. Нас ведут на гибель, я не могу смотреть на это равнодушно. Уже истинно еле дышу от досады, огорчения и смущения. Я, ежели выдерусь отсюда, ни за что не останусь служить и командовать армией: стыдно носить мундир…