Владимир Лесин - Генерал Ермолов

Некоторые историки Отечественной войны 1812 года считают М.Б. Барклая-де-Толли также и инициатором создания первого армейского партизанского отряда в составе трех казачьих и двух полков регулярной кавалерии под общим командованием генерал-майора Ф.Ф. Винценгероде. 21 июля он отправил его на Петербургскую дорогу.

Есть, правда, сомнение: получил ли при этом отряд партизанское задание или был призван прикрывать Петербургское направление, как в свое время и корпус П.Х. Витгенштейна, выделенный из состава 1-й армии для прикрытия северной столицы.

Ни военный министр Барклай-де-Толли, ни князь Багратион, по мнению Ермолова, на роль главнокомандующего не годились: один был слишком осторожен и не имел авторитета в армии, другой — безрассудно отважен при наличии, однако, многих неоспоримых достоинств — усердие в защите Отечества, великодушие в поступках, склонность к принятию разумных предложений. «Но не весьма частые примеры добровольного подчинения» сводили к нулю эти достоинства {190} 190 Донесения и письма А.П. Ермолова… С. 496. .

Обстановка в армии накалилась до предела, чему немало способствовал один случай, к которому оказались причастными казаки атамана Матвея Ивановича Платова…

25 июля состоялся военный совет, который почти единодушно высказался за наступление в направлении на Рудню, где предполагалось прорвать центр французской армии, разъединить ее на части и нанести каждой из них максимально ощутимый урон до того, как они успеют сосредоточиться. Впереди главных сил должны были идти казаки Платова. Еще можно было успеть кое-что сделать, хотя три дня уже были потеряны, но действия требовались энергичные и смелые. При всех достоинствах Барклая-де-Толли импровизация и благоразумный риск выпадали из сферы его военной практики. Он должен был несколько раз все взвесить, прежде чем на что-то решиться.

Из Витебска к Смоленску вели три дороги: одна — через Поречье, другая — через Рудню, третья — через город Красный. По какой из них пойдет неприятель? Вот вопрос, над которым мучительно думали генералы, принимая решение о переходе в наступление.

Багратион считал наиболее вероятным красненское направление, позволявшее Наполеону, совершив обход, отрезать русским путь отступления на Москву, и не ошибся. Барклай-де-Толли, получивший неверные разведывательные данные о сосредоточении французов у Поречья, сделал вывод, что противник собирается обойти его правый фланг. Чтобы исключить эту опасность, он выдвинул туда свою 1-ю армию, а 2-ю отправил к селению Приказ-Выдра на Рудненскую дорогу, рассчитывая, что в случае необходимости она будет его подкреплять.

М.И. Платова забыли предупредить об этих перемещениях, и он продолжал идти по дороге на Рудню, но уже не впереди главных сил, как намечалось по диспозиции, а сам по себе, выдвинув в авангард бригаду генерал-майора В.Т. Денисова в составе двух казачьих полков. Результатом явилась впечатляющая победа донцов над дивизией О.Ф. Себастиани у Молева Болота. В этом бою неприятель потерял не менее половины личного состава.

В бою у Молева Болота казаки захватили документы, принадлежавшие генералу Себастиани, из которых стало ясно, что французскому командованию известен план наступления русских главных сил к Рудне. Осведомленность противника свидетельствовала о том, что он имеет шпиона в штабе 1-й Западной армии. Подозрения пали на Людвига Адольфа Вольцогена. Был ли он тайным осведомителем Наполеона, неизвестно, но Ермолов донес до нас содержание любопытного разговора, который состоялся у него тогда с Платовым.

— Мои казаки взяли в плен одного унтера, бывшего ординарцем при полковнике, — начал Матвей Иванович, — и тот сказал, что видел два дня сряду приезжавшего в польский лагерь под Смоленском нашего офицера в больших серебряных эполетах, который говорил о числе наших войск и весьма невыгодно от зывался о наших генералах.

Разговорились они «и о других, не совсем благонадежных и совершенно бесполезных людях, осаждавших Главную квартиру, и, между прочим, о флигель адъютанте полковнике Вольцогене, к которому замечена была особенная привязанность главнокомандующего». И Платов, находившийся «в веселом расположении ума», посоветовал Ермолову:

— Вот, брат, как надобно поступить. Дай мысль поручить Вольцогену обозрение неприятельской армии и направь его на меня, а там уж мое дело, как разлучить немцев. Я дам полков нику провожатых, которые так покажут ему французов, что в другой раз он их уже не увидит.

Платов рассмеялся, довольный, потом продолжил свой рассказ:

— Я, Алексей Петрович, знаю и других, достойных таких же почестей. Не мешало бы, к примеру, и князю Багратиону прислать ко мне господина Жамбара, служащего при графе Сен-При, в распоряжения которого он вмешивается.

— Что вы, Матвей Иванович, — в тон атаману сказал Ермолов, — есть такие чувствительные люди, которых может оскорбить подобная шутка, и филантропы сии, облекаясь наружностью человеколюбия и сострадания, выставляют себя защитниками прав человека.

В Вольцогене Барклай-де-Толли, кажется, не усомнился. Зато выслал из армии под наблюдение московского губернатора четырех других флигель-адъютантов императора.

Вслед за флигель адъютантами командующий 1-й армией очистил Главную квартиру от некоторых своих адъютантов, заподозренных им в силу каких-то причин в измене. Так, он выслал в Москву графа Лезера и барона Левенштерна, который формулировал негладкие мысли Барклая, плохо владевшего русским языком.

Факты, приведенные в «Записках Алексея Петровича Ермолова», как правило, не вызывают сомнений, а вот с их оценкой, его характеристиками отдельных генералов не всегда и не во всем можно согласиться, хотя надо отдать должное его наблюдательности, умению все-таки постигнуть психологию сослуживца. В целом, высоко оценивая Барклая-де-Толли как человека «ума образованного, положительного, терпеливого в трудах», то есть работоспособного, равнодушного к опасности, не подверженного страху и так далее, он в то же время считал его «нетвердым в намерениях», «робким в ответственности», «боязливым перед государем», с чем никак не согласуются многие поступки Михаила Богдановича.

По мнению М.А. Фонвизина, характерной чертой военного министра была независимость {191} 191 Отечественная война и русское общество. Т. 3. С. 90—92. . М.Б. Барклай-де-Толли не остановился даже перед удалением из армии великого князя Константина Павловича, который без тени смущения обвинял его перед солдатами чуть ли не в предательстве. Но об этом речь еще впереди…

Соединенная русская армия остановилась близ Смоленска. Свои чувства, вызванные возвращением в город детства и первых лет военной службы, Алексей Петрович описал в воспоминаниях: