Елена Кочемировская - 50 знаменитых больных

Постоянной работы у отца не было, дома он почти не появлялся, и помощь от него была чисто символическая. Долгое время у семьи Робинсон даже дома своего не было, они жили где придется. Первую пару обуви Рэй получил, будучи уже сравнительно взрослым мальчиком. «Мы были нищими — самыми настоящими нищими. По-моему, беднее нас не было никого».

Все заботы лежали на плечах матери. Точнее, обеих. Дело в том, что кроме Реты в детстве Рэя была еще одна женщина — первая жена отца, Мэри Джейн. Собственно, роман Ареты и Бейли начался тогда, когда он еще был женат. Когда Рэй родился, Бейли и Мэри Джейн развелись, а ее родной сын умер. Так что она относилась к ребенку своего бывшего мужа как к родному. Мэри Джейн очень отличалась по характеру и взглядам на воспитание от Ареты, но обе женщины прекрасно ладили друг с другом.

Две женщины стали для мальчика матерями, а он был слишком мал, чтобы задаваться каким-либо вопросами по этому поводу. Он просто «. звал маму — Мама, а Мэри Джейн — Ma. <.> Они были чудесными женщинами. Они работали не покладая рук, их работа была грязной, жизнь — тяжелой, но в душах они несли ласку и огромную любовь.»

Ma — Мэри Джейн — работала на лесопилке, зарабатывала чуть больше мамы. Она приносила мальчику всякие вкусности, дарила одежду, баловала его, прощала ему всевозможные шалости.

Хрупкая и невысокая мама работала на износ. Она брала поденщину, обстирывала чернокожих соседей, выполняла часть работы соседок, которые получали заказы у белых. Субтильность Реты была обманчивой — она обладала исключительно сильным характером и очень выделялась на общем фоне негритянского квартала. Она не пила, не курила, не бранилась, фанатично соблюдала дисциплину и требовала того же от детей. Рета воспитывала в детях самостоятельность, ответственность за свои действия, готовность принимать решения.

Мама была ревностной прихожанкой местной церкви. Впрочем, не одна она: «Южане вообще религиозны. Большинство черных в Гринсвилле были баптистами. Каждую субботу — обязательно в церковь». Рэй Чарльз не пропускал ни одной службы. Правда, причина была не столько в религиозном сознании, сколько в том, что в церкви пели. Именно это влекло мальчика. Служба была традиционной для черных приходов — госпел. Священник пел псалмы, а паства хором подхватывала каждую строчку — мало кто имел молитвенные книги, а такой способ позволял молиться всем.

Впрочем, в Гринсвилле пели не только в церкви, да и Рэй отыскивал музыку повсюду: «Музыка была везде, я слышал ее все время, все стили, все ритмы. Я знал ее с рождения, полюбил ее, еще не научившись ни ходить, ни говорить». Музыкальность мальчика тем более удивительна, что среди его родни не было не то что музыканта, а человека со слухом и голосом.

Азы музыкальной грамоты Рэй начал постигать не в семье, а в бакалейной лавке по соседству. Во-первых, там стоял музыкальный автомат. Во-вторых, владелец лавки, Вайли Питтман — мистер Пит, был пианистом-любителем. В-третьих, иногда он устраивал танцы под аккомпанемент автомата или собственной фортепианной игры. Так что Рэй «.бросал все дела и бежал к Вайли, как только он начинал играть на пианино. Его музыка зажгла огонь в моей душе. Он считал себя так себе музыкантом, но я до сих думаю — он играл чертовски здорово. <.> Я безмерно благодарен ему за то, что он не прогонял меня. Вайли разрешал мне сидеть у него на коленях или на стуле рядом с ним, когда он играл. Я еще ничего не умел, а мистер Пит подзуживал меня: «Давай, парень, задай жару этой шарманке!» Первой мелодии, которую я сыграл одним пальцем, научил меня именно он. Именно благодаря Вайли Питтману я понял, что мы с пианино — друзья навек, что нам друг без друга не жить».

Мистер Пит разрешал мальчику приходить когда угодно и играть сколько угодно. Деревенский пианист, наверное, почувствовал в мальчике родственную душу и с удовольствием давал ему уроки музыки. Вскоре Рэй уже мог наигрывать простенькие, но развеселые мелодии, вызывавшие одобрение Питтмана.

Впрочем, Рэй не обходил стороной ни музыкальный автомат, ни — конечно же — радио. Радиоприемник стал ему первым учителем музыки, как большинству будущих звезд — ровесников Чарльза. Ни о каком черном блюзе речь в радиопрограммах, разумеется, не шла, но зато Рэй слушал кантри-музыку и лучшие американские биг-бэнды. В общем, как он сам говорил позднее: «Мое детство было полно музыкой разных стилей, и я люблю их все.»

Рэй подавал надежды как талантливый музыкант. Однако в семье Робинсон он был не единственным вундеркиндом — через два года после рождения Рэя у Реты родился второй сын, который демонстрировал незаурядные способности. Джордж в три года уже умел читать и считать, конструировал себе игрушки. Рэй Чарльз говорил: «И мама, и все наши знакомые гордились моим братишкой. Но была в нем какая-то обреченность; взрослые, увидев его, часто говорили: этот паренек долго не протянет». Так и получилось.

Младший брат погиб на глазах пятилетнего Рэя. Малыши играли возле дома, почти что на виду у мамы, которая гладила белье. Они носились у открытого сточного люка, Джордж поскользнулся и свалился вниз. Мальчик сразу же начал захлебываться, а Рэй не понял, что игра закончилась. Когда же Рэй сообразил, что с Джорджем неладно, то попытался вытащить его сам. И только после нескольких неудачных попыток побежал за мамулей. Однако было поздно.

Рэй был настолько ошеломлен, что последующие дни выпали из его памяти. Он не помнил ни отпевания, ни похорон — ничего.

Трагедия, случившаяся в семье, совпала с началом болезни самого Рэя, и психологическая травма ускорила ее течение. Рэй начал терять зрение из-за быстро развивающейся глаукомы. Случилось так, что гибель Джорджа стала последним событием в жизни Рэя, которое он видел во всех подробностях.

Впрочем, слепота наступила не сразу — сначала у мальчика начались обильные гнойные выделения из глаз. После того как справиться с болезнью самостоятельно не удалось, обратились к врачу. Тот перенаправил в клинику ближайшего крупного города, а там объявили: процесс необратим, через некоторое время мальчик ослепнет окончательно. Причина слепоты так и осталась невыясненной.

Рэй терял зрение постепенно. Сначала он перестал различать мелкие предметы, потом видел только цвета, чуть позже с трудом отличал день от ночи. К семи годам Рэй практически полностью потерял зрение, но проблемы с глазами на этом не закончились — его долго еще преследовали боли, светобоязнь, рези и жжение в глазах.

Рэй отнесся к случившемуся со стоическим спокойствием: «Может показаться странным, но тогда я не воспринимал слепоту как трагедию. Во-первых, я был еще совсем малышом. Во-вторых, рядом была мамуля. Я никогда не перестану поражаться ее мудрости. Узнав, что я слепну, она всеми силами старалась помочь мне научиться жить по-новому. Как-то раз она сказала: «Ты слепой, но не дурак. Ты потерял глаза, но не мозги». Мамуля учила меня ориентироваться в доме, заставляла помогать ей с уборкой, объясняла, как размещать вещи, чтобы легко запомнить, где они находятся и быстро их найти. Благодаря мамуле я не боялся и не боюсь окружающего мира. Я был совсем слепым, но без страха ездил на велосипеде — ребята кричали мне, если впереди было дерево или забор». Привыкая к слепоте, Рэй не забросил занятий у мистера Пита. Он играл на фортепиано все лучше и лучше.