Виктория Уколова - «Последний римлянин» Боэций

Беседуя с Философией, Боэций от размышлений о своей участи постепенно переходит к рассмотрению природы судьбы (фортуны) — сюжет, неизменно популярный затем в средние века. Боэций и Философия рассуждают о преходящем характере таких благ, как богатство, знатность, высокие должности, слава, об иллюзорности человеческого благополучия, не подкрепленного духовностью, и подводят читателя к идее высшего блага. Это основная тема третьей книги.

В четвертой книге рассматриваются различные аспекты иерархии пребывающих в мире сущностей в их отношении к источнику всякого бытия, награды и наказания за человеческие деяния. Пятая книга посвящена толкованию соотношения высшего закона, управляющего миром, универсального разума, провидения и человеческого познания, свободы воли. Постигнув с помощью Философии сущность вещей, автор «Утешения» обретает несгибаемую силу духа и готов мужественно встретить смерть.

По мере усложнения рассматриваемых проблем диалог между узником и Философией все более «утяжеляется», утрачивает динамичность, однако в целом проза Боэция лаконична, изящна, соразмерна. «Утешение» насыщено не только сложнейшими философскими рассуждениями, но и художественными образами. Автору присуще поэтическое видение мира, его частые обращения к античной мифологии и истории подчас приобретают зрелищную выразительность, как, например, образ страдающего Орфея, исторгавшего своими песнями слезы из камня, или жестокого Нерона, хладнокровно оценивавшего достоинства телосложения убитой им матери. Боэций не только воспевает великую гармонию, царящую во вселенной, мировой порядок, но и создает картины природы спокойного или разбушевавшегося моря, земли, покрывающейся весной розовыми цветами, а осенью — наливными виноградными гроздьями, восхода и заката солнца. Даже самые сложные и отвлеченные проблемы он умеет раскрыть как философскими методами, так и чисто поэтическими средствами.

Избранная форма и цельная структура произведения позволили Боэцию построить повествование как бы в двух планах — психологическом, отображающем внутренний мир и душевные терзания узника, постепенно скидывающего бремя земных страстей, поднимающегося над несправедливостью и соблазнами «дольнего» мира, и философском, теоретическом. В какой-то мере «Утешение» можно назвать и своеобразным откликом на политические потрясения того времени, что подчеркивается наличием отступлений биографического характера.

Боэций, оказавшийся не слишком удачливым политиком, возможно, до определенного периода не осмысливал в полной мере перемены, происходящие в мире, как коренную ломку веками сложившихся устоев римского общества.

Ни в одном из его многочисленных произведений до «Утешения» не сохранилось никаких намеков на ту или иную оценку современных ему явлений. Его трактаты и комментарии, как правило, посвящены разработке отвлеченно философской тематики. Но причины этого, как представляется, следует усматривать не только в некоторой «политической инертности» Боэция, но и в том, что у него не было достаточно весомых поводов для изложения своего политического и этического кредо. И лишь когда для него стала очевидной эфемерность надежд на сохранение «римской свободы» под властью остготского короля, когда он стал ощущать, что по его времени и его жизни прошла граница между всем тем, что составляло славу Рима, и новым, еще непонятным, но уже чужим нарождающимся миром, он попытался осмыслить глубину катастрофы и найти из нее хотя бы духовный выход.

Автор «Утешения», сетуя на суровость судьбы, сначала осмысливает все происшедшее с ним как столкновение любящего философию, добродетельного человека с «многочисленным воинством глупости» [103] Ibid. I, pr. 3. . Однако далее это расплывчатое и, как явствует из высказывания самого Боэция, «традиционное» объяснение причин несчастий уступает место рассказу о конкретных событиях, предшествовавших осуждению «последнего римлянина». Перед читателем предстает картина беспорядков и беззакония, царящих в государстве, причем виновниками их, по мысли философа, являются варвары (хотя король и не упоминается). Осуждая их, Боэций выступает как представитель римской аристократии, находящийся в оппозиции к существующему режиму.

Боэций повествует о несправедливости государственного управления, находящегося в руках бесчестных людей, подобных королевскому управляющему Тригилле. Он сетует на «остающуюся безнаказанной жадность варваров и сопутствующие ей бесконечные козни» [104] Ibid. I, pr. 4. , на грабежи, погубившие имущество провинциалов, и непомерные подати. Более того, по мнению Боэция, королевская власть тоже покоится на непрочной основе, ибо опирается в своих действиях на лживые показания клеветников. В этих условиях уже невозможно надеяться не только на сохранение какой-либо свободы, но и на простое уважение к человеческому достоинству. Перед ним разверзается потрясшая его истина: угасла слава римского имени. И невозможно добиться правды в государстве, «где кто-то возводит новые лживые доносы, а честные люди, оцепенев от страха при виде ужасной несправедливости по отношению к нам (Боэцию и его сторонникам. — В. У.), повержены; бесчестные же поощряются безнаказанностью злодеяния к наглости, а наградами — к свершению преступлений» [105] Ibid. .

Потерпела крушение не только жизнь Боэция, обрушился казавшийся незыблемым мир, вскормивший его. И тогда перед ним встает вопрос: может ли вообще человек найти счастье и обрести хоть какую-нибудь устойчивость в этом «жизненном море, которое треплет бурями, налетающими со всех сторон» [106] Ibid. I, m. 5 . И каков путь к счастью? Тот, которым шел он с юношеских лет, ведь оказался неверным. Следуя заветам Платона, Боэций не уклонился от бремени власти, дабы «управление, оставленное на попечение каким-либо злодеям, не принесло несчастья и гибели добрым людям». Однако стремление осуществить на практике утопические платоновские идеалы о благе государства при условии, что им бы управляли ученые-мудрецы или его правители стремились бы научиться мудрости, привело философа к личной трагедии и никоим образом не способствовало улучшению положения в государстве [107] Вспомним, что и попытка Платона «научить» мудрости тирана потерпела полное поражение. .

Однако Боэций, «взращенный на учениях элеатов и академиков», все-таки не сдается и пытается найти духовный выход из тупика. Философия спасает его от отчаяния. Более того, с ее помощью он наконец начинает постигать, чтo есть человек и для чего он живет и страдает, чтo есть добро и зло. И как мыслитель, всю жизнь стремившийся к строгости и точности знания, к облечению идей в выверенную систему понятий, Боэций ищет ответы на вечные проблемы человеческого существования с помощью сложной взаимосвязи философских категорий и рассуждений, теперь уже относящихся не к математике и логике, но к метафизике, теории познания и этике.