Лидия Чуковская - Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
- Название:Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Новое литературное обозрение
- Год:2011
- ISBN:978-5-86793-879-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Лидия Чуковская - Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987) краткое содержание
Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде. Для печати отобраны страницы, представляющие интерес для истории отечественной литературы.
Письма изобилуют литературными событиями, содержат портреты многих современников — М. Зощенко, Е. Шварца, С. Маршака и отзываются на литературные дискуссии тех лет, одним словом, воссоздают картину литературных событий эпохи.
Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что Вам сказать о Ступникере? Я устала от стиля работы наших издательств… Все редакции почему-то считают, что чем реже автор видит свое произведение, чем меньше прикасается к нему — тем лучше. Сейчас в Географгизе выходит Миклуха; мне не прислали ни гранок, ни сверки; дали верстку на 3 часа, предупредив, что трогать ничего нельзя. Мое литературное имя — Лидия Чуковская; там печатают Л. К. Чуковская, и никакие мои мольбы и протесты не помогают. Я говорю, что я не Л. Н. Толстой, что это — не собрание сочинений, — тщетно: «у нас в серии принято так» и баста… На днях мы с Т. Г. читали верстку книги Сусанны Михайловны [47]; напрасны были наши требования дать нам оригинал или хотя бы корректорский экземпляр… С Вашей книгой еще глупее. Ступникер просил меня составить список рассказов; я составила; он все равно сделал на 80 % по-своему. Почему было не поручить мне предисловия или хотя бы показать его мне? Тогда Белых остался бы Григорием. Если трудно было послать корректуру Вам — то ведь я сижу тут же в доме!
— Помилуйте, какие корректуры Алексею Ивановичу! — сказал мне Ступникер. — Ведь у нас — газета!
— А мне почему не дали?
— Мы хотели сделать Вам сюрприз! Положить на стол готовую книжку.
Этакая дурацкая галантность!
С доверенностью я еще в «Огонек» не ходила; пойду в понедельник непременно и сразу же напишу Вам о результате. Но неужели Вы до сих пор не получили авторских? Галантный Ступникер уверял, что 10 экз. давно посланы…
Однако отвлекитесь на минуту от опечаток и обрадуйтесь тому, что «На ялике» и «Буква „Ты“» и «Долорес» напечатаны в 150 тысячах экземпляров… Я рада — весьма.
Портрет Ваш очень хорош и очень похож. Правда, Ваня утверждает, что Ваша красота на карточке преувеличена, что по такой карточке заочно невесту искать можно, — но это он из зависти.
Дело с Герценом на мертвой точке. Детгиз молчит в ответ на мою последнюю ноту. Я бы хотела, чтобы он промолчал вплоть до моего возвращения из отпуска — сейчас у меня нет сил реагировать на ту жабу, которую они несомненно скоро преподнесут мне.
Ленинград. 28.XI.48 г.
Дорогая Лидия Корнеевна!
Рад был получить Ваше письмо. Рад был узнать, что Вы наконец отдыхаете, что в санатории хорошо, что Вы — хозяйка своего времени и что здешняя обстановка Вам нравится.
Вы приглашаете меня приехать в Малеевку — спасибо. Но боюсь, что не выйдет с этим. Кроме всего прочего, пугает меня светское общество и светская атмосфера, которая там царит. Нам бы попроще что-нибудь. Да ведь и не соберешься быстро-то. Приедешь, а там только Ваши следы на снежных дорожках, а в гостиной — одни ордена и ленты.
Вообще же отдохнуть и подлечиться следует. Работаю — без радости, с натугой, а часто и с отвращением.
«Огоньки», как и следовало ожидать, надули меня: заплатили по 1200 р. за лист, с непостижимой дотошностью подсчитав все тиражи предыдущих изданий моих рассказов и выведя из этого, что больше 40 % я получить не имею права.
Экземпляры (авторские) они мне прислали. А Вашей посылки я — увы — не получил. Надеюсь, рано или поздно она все-таки доберется до меня. Во всяком случае, очень благодарен Вам за Ваши труды и заботы.
Александру Иосифовну видел вчера — на отчетно-выборном собрании в Союзе Писателей. Результаты выборов очень приятные — для меня во всяком случае. Забаллотированы были буквально все, кого я вычеркнул из избирательного списка: в том числе Гр. Мирошниченко, Н. Григорьев и другие подобные.
Третьего дня в Союзе был вечер, посвященный памяти Татьяны Александровны Богданович. Зал был переполнен. Было очень много молодежи, студентов-герценовцев.
Софья Ангеловна Богданович (которую я перед этим не видел 10 с лишним лет) много расспрашивала меня о Вас и просила кланяться Вам.
С воспоминаниями о Татьяне Александровне выступал академик Тарле. В президиуме же сидели две внучки покойной Татьяны Александровны — очень шустрые девочки 9 и 12 лет.
Евгений Викторович говорил очень хорошо, умно и растроганно и, между прочим, несколько раз повторил, что Татьяна Александровна ненавидела всяческий шаблон. Девочки, которые уже устали и скучали, в этом месте его речи оживились и насторожились. А в перерыве старшая девочка спрашивает у матери:
— Мамочка, а кто этот Шаблон , которого так не любила бабуленька?..
Ленинград. 15.II.49.
Дорогая Лидия Корнеевна!
Что касается меня — то я лишь несколько дней тому назад вернулся из Петрозаводска, где пробыл больше 2-х недель. Поездкой очень доволен. Много где побывал и много чего повидал. Весной, если позволят обстоятельства, собираюсь погостить в этих местах подольше. Давно уже в планах моих (и даже в мечтах) стоит одна затея: написать книжку о работниках лесопильного завода — где-нибудь на нашем Севере, в Карелии или в Поморье.
К сожалению, здоровье то и дело выводит меня из строя и длительные путешествия мне не по силам. Впрочем, тут, кроме себя самого, и винить некого. Последние два месяца вел себя, мягко выражаясь, неделикатно. Выражаясь точнее: выпивал.
Работаю непростительно мало.
Пишу об этом в покаянном тоне, из чего при желании можно сделать некоторые обнадеживающие выводы.
Вчера вечером мне звонил А. Ф. Пахомов и сообщил, что в Центральном Комитете партии понравилась будто бы моя книжка «Большая стирка» [48]. Что оттуда будто бы звонили в Детгиз и рекомендовали издать книжку большим тиражом.
Насколько это верно — не знаю, но автору, не избалованному чрезмерными похвалами, приятно, если даже похвала эта только померещилась.
Кстати, что делается сейчас в Детгизе? Кто там работает? Все те же? Камир, Компаниец — там?
Пишите же, пожалуйста, дорогая Лидия Корнеевна!
21/II 49, Москва.
Дорогой Алексей Иванович. Даже Ваши добрые — незаслуженно добрые — надписи на книгах не искупили незаслуженного упрека. Если бы Вы знали, как я жила последние 1½ месяца, Вы бы не упрекнули меня.
У Марии Борисовны был удар. Она была несколько дней без сознания, потом в полусознании. Паралич всей правой стороны — значит, и речи. Она только недавно начала говорить, и то говорит еще не очень понятно, многие слова позабыла.
Все это случилось в самый разгар работы над учебниками [49]. Из «Пионерки» я временно ушла, но от С. Я. уйти нельзя было — очень уж в трудном он оказался положении. Надо было выручать. Все мы работали почти без сна. Кончили вчера ночью 3 книги, от 4-ой отказались. С. Я. очень болен (аритмия, астма) и совершенно, сказать по правде, невыносим. Даже Тамара Григорьевна с трудом переносит его нрав.
Сегодня первый день, что я не еду к нему. Я лежу, я дышу, читаю — и вот пишу Вам.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: