Борис Григорьев - Королева Кристина

Следующий удар предводитель сделал по лицу жертвы, маркиз дико закричал: «Патер, патер!» — и ле Бель подошёл к нему. Двое со шпагами отскочили в сторону, чтобы не поранить приора. Маркиз молился на коленях, ле Бель отпускал ему грехи и просил Всевышнего простить заодно и палачей. После этого маркиз бросился на пол, и один из людей королевы нанёс ему удар в голову. Вероятно, удар был неудачным, потому что маркиз, лёжа на животе, показал рукой на шею. Человек нанёс маркизу ещё два или три удара в шею, но без видимого результата. Защитная панцирная рубашка и твёрдый воротник камзола сдвинулись к шее и мешали осуществить экзекуцию.

Пока ле Бель продолжал молиться, предводитель палачей или стражи обратился к нему со странным вопросом о том, нужно ли завершать казнь. Совершенно очевидно, что убийство безоружного маркиза давалось ему с большим трудом. Лe Бель ответил, что он обращается не по адресу и что его дело — облегчить путь жертвы к Господу Богу.

И тут в галерее снова объявился капеллан королевы. Маркиз встрепенулся, поднял голову, встал и взял капеллана за обе руки. Капеллан обратился к нему с призывом молиться Богу и спросил у ле Беля разрешения на отпущение грехов маркизу. Ле Бель не возражал, и капеллан, со своей стороны, отпустил грехи бедной жертве. Капеллан, совершив церемонию, попросил ле Беля оставаться до конца казни на месте, а сам вернулся к королеве.

Казнь продолжилась. Один из палачей наконец попал своей шпагой в горло, и маркиз свалился на пол. Его конвульсии продолжались ещё с четверть часа, прежде чем не вытекла вся кровь и маркиз не отдал наконец свою душу Богу. Ле Бель прочитал положенные молитвы, палачи обыскали карманы жертвы, нашли в них молитвенник и маленький нож и удалились. Ле Бель последовал за ними и был свидетелем того, как они доложили королеве о совершённой казни Мональдески. Королева выразила сожаление по поводу вынужденной смерти маркиза и попросила Бога простить его за все прегрешения. К ле Белю она обратилась с просьбой взять на себя погребение тела маркиза и совершить как можно больше месс во спасение его души.

Приор заказал носилки, приказал отнести тело к Авонской церкви и вырыть могилу. Уже смеркалось. Путь до могилы был не близкий, а тело — довольно тяжёлым. Ле Беля сопровождали его викарий, королевский капеллан и трое могильщиков.

Двенадцатого ноября в монастырь Святой Троицы от королевы Кристины поступило 100 ливров на совершение богослужений о спасении души маркиза Джованни Ринальдо Мональдески.

Первую мессу отслужили 14 ноября 1656 года в десять часов утра.

Всего было отслужено 30 месс.

В письме кардинала Аззолино от 15 июня 1669 года папскому нунцию в Польше говорилось: «Мональдески умер после разоблачения его страшного предательства. Он выдал врагу её самые секретные переговоры, в которых он сам играл роль посредника между некоторыми лицами и кардиналом Мазарини. Предательство подтвердили трое свидетелей и собственные его письма, перехваченные королевой. Он признал их своими и признал свою вину».

О казни Мональдески Кристина проинформировала воришку Ф. Сантинелли. Она написала, что спасла его от клеветы и позора, и в назидание на будущее посоветовала адресату вести себя «как честный человек». Вероятно, она ещё верила в исправление мошенника, ибо полагала, что наказывать нужно только тех, кого воспитывать бесполезно.

В своих воспоминаниях Кристина пишет, что первые подозрения в отношении Мональдески у неё появились в октябре 1656 года. Она имела с ним разговор, но маркиз заверил её в том, что в утечке информации были виновны другие лица. Кристина сделала вид, что поверила ему, а сама продолжала внимательно следить за всеми его шагами. Мональдески посчитал, что ему удалось обмануть королеву, и даже имел наглость посоветовать ей, что, если предатель будет разоблачён, примерно его наказать.

— Что, по-вашему, заслуживает этот кавалер? — спросила она маркиза.

— Ваше величество должны без всякого милосердия приговорить его к смерти, и я сам предлагаю себя на роль палача или его жертвы. Тут речь идёт о совершении справедливости.

— Хорошо, — ответила королева, — запомните эти слова, можете быть уверены, что я никогда не прощу его.

Тогда королева ещё не знала, что Мональдески рассорился с братьями Сантинелли, не сумев «справедливо» поделить наворованные у королевы барыши с продаж её драгоценностей. Маркиз нанял в Риме некоего Перуцци, который, расследовав махинации братьев, решил не только разоблачить их перед королевой, но и полностью уничтожить. Для этого он сфабриковал от их имени письмо, в котором содержались грубые намёки на взаимоотношения королевы с Аззолино. Кристина, и ранее подозревавшая Сантинелли в нечестности и обмане, тем не менее не поверила инсинуациям маркиза. Интуиция ей подсказывала, что всё в этом деле было не так чисто. К тому же неутомимый Ласкарис уже успел обратить её внимание на Мональдески как на отпетого мошенника и подал идею о перехвате и перлюстрации его писем. После некоторых раздумий королева отдала указание почтмейстеру Лиона направлять ей для просмотра всю корреспонденцию своих слуг и подданных. Так она узнала о всех махинациях Сантинелли и Мональдески и о результатах расследований «детектива» Перуцци.

Мональдески почуял неладное, потому что его почта стала работать нерегулярно. Он планировал побег из Франции, но королева своими действиями успела его предупредить. Среди тех бумаг, которые нашли при маркизе в Оленьей галерее, оказалось три письма, в том числе оригинал текста, перехваченного, скопированного и на некоторое время переданного королевой приору ле Белю. Одно письмо было адресовано Кристине и содержало обвинения в предательстве Сантинелли, а третье представляло собой информацию Мональдески для испанцев.

Папа был шокирован поступком Кристины и прямо сказал ей, что он теперь не так снисходительно смотрит на неё, и рекомендовал ей уехать из Рима и поселиться в Авиньоне. Он даже хотел устроить суд над капитаном её гвардии Людовико Сантинелли и двумя солдатами, которые по просьбе Кристины выступили в роли палачей маркиза. Кристина с олимпийским спокойствием выслушала все эти обвинения и… оставила их без всяких последствий. Она даже попросила у Мазарини для брата убийцы, графа Франческо Марии Сантинелли, какое-нибудь французское герцогство!

Мазарини внешне тоже был обеспокоен произошедшим в Фонтенбло и послал к королеве Пьера Шану. Шану предлагал придерживаться версии, согласно которой Мональдески погиб во время дуэли с одним из придворных королевы или стал жертвой вендетты. Но нет, Кристина не собиралась снимать с себя ответственность за поступок, ибо в противном случае это могло выглядеть как её отказ от своих суверенных прав как монарха. После встречи со старым стокгольмским другом, о содержании бесед с которым можно лишь догадываться, она направила Мазарини письмо — блестящий образчик высокомерного эпистолярного жанра: