Клаус Манн - На повороте. Жизнеописание

Восемнадцатилетний молодой немец хотел тогда начать литературную карьеру. Как же он поступал?

Будучи сыном известного писателя, он, естественно, располагал определенными связями, которыми, однако, из гордости и упрямства не хотел поначалу воспользоваться. Имя его оставалось неназванным, когда впервые некоторые из его рукописей, три коротких эссе о Рембо, Гюисмансе {153} 153 Гюисманс, Шарль Мари Жорж (Жорис) (1848–1907) — французский писатель и критик. В поздний период творчества отдавал дань декадентству и мистицизму. и Георге Тракле, были предложены одному взыскательному литературному журналу, берлинскому «Вельтбюне» {154} 154 «Вельтбюне» — основанный в 1918 политико-литературный еженедельник. Возглавлялся З. Якобсоном (1926–1933), позднее К. Ф. Осецким (совместно с К. Тухульским). Из левобуржуазного пацифистского органа постепенно превратился в антифашистский и антимилитаристский журнал. С приходом к власти нацистов был запрещен. . Издатель этого журнала, Зигфрид Якобсон {155} 155 Якобсон, Зигфрид (1981–1926) — немецкий публицист. Основатель театрального журнала «Шаубюне» (1905), преобразованного в 1918 в политико-литературный еженедельник «Вельтбюне». , принадлежал к тем фигурам духовно-политической жизни Германии, которые вызывали наибольшую ненависть, наибольшее восхищение и наибольшие споры; этот маленький человечек — мне он вспоминается как проворный гном — обладал большой энергией, большим юмором и большой гражданской смелостью. В лирико-аналитических набросках анонимного новичка он неожиданно нашел что-то такое, что заставило его прислушаться. Он принял эти три рукописи. К сожалению, он скоро разузнал, кто я, и настоял на том, чтобы опубликовать эссе под моим именем, что для «Вельтбюне» означало маленькую сенсацию, для меня же, вероятно, решающую ошибку моей юной карьеры. Ибо отныне я стал в глазах «литературного мира», который в Германии коварнее и завистливее, чем где бы то ни было, заносчивым сыном знаменитого отца, не постеснявшимся использовать преимущество своего происхождения в деловых и рекламных целях.

Будь я менее юн и глуп, я проявил бы большую сдержанность. Все идет, казалось, так легко и гладко, как в игре, как во сне: это было удивительно и забавно. Что бы я ни предложил, у меня брали, находили интересным. Самые взыскательные газеты и журналы печатали мои короткие истории, болтовню и соображения: я появлялся в достопочтенных «Фоссише цайтунг» {156} 156 «Фоссише цайтунг» — влиятельная леволиберальная берлинская газета, выходившая в период 1751–1934. С 1824 — ежедневная. В 1752–1755 один из ее постоянных разделов вел Г. Э. Лессинг. , «Симплициссимусе» {157} 157 «Симплициссимус» — политико-сатирический еженедельник. Основан в 1896 в Мюнхене А. Ленгеном и Т. Гейне. , в фишеровской разборчивой «Нойе рундшау» {158} 158 «Нойе рундшау» — немецкий журнал по вопросам культуры. Образовался из основанного в 1890 в Берлине О. Брамом, и С. Фишером театрального еженедельника «Фрайе бюне фюр модернес лебен», объединявшего сторонников натурализма. . Денег понемногу прибывало — кто бы мог подумать? Вдруг у меня появились средства отправиться из Гейдельберга во Франкфурт, из Франкфурта в Берлин, оттуда обратно в Гейдельберг, где меня ничто больше не удерживало; скоро я опять был на своей любимой Курфюрстендамм {159} 159 Курфюрстендам — улица в Берлине. .

Там я устроился в довольно дорогом отеле и решил написать книгу. Или, скорее, представить коллекцию своих набросков и рассказов в форме книги. Мне недоставало еще одного куска, чтобы закруглить мой том. В большинстве моих новеллистических опытов речь шла о типах и проблемах моего поколения. Первая же история, озаглавленная «Молодые», описывала странные отношения в Бергшуле Хохвальдхаузен с не очень тактичной ясностью. Стиль и настроение в целом, однако, имели все же уклон в романтически-сказочное. Этот тон, мистически-эротическая, уныло-ускользающая мелодия, которую я хотел еще раз подчеркнуть и дать прозвучать ей возможно полнее в финале. Романтическая тема, романтический герой, которого я искал, нашелся чуть ли не сам собой: Каспар Хаузер.

Фигура таинственного найденыша давно меня занимала, и «Бедный Гаспар», как его назвал Верлен в хватающем за душу простотой стихотворении, означал для меня квинтэссенцию далекой от мира невинности, благородной меланхолии. После немого и темного детства в пещерном логове выходит на свет шестнадцатилетний юноша, робкий и безмолвный (он еще не научился разговаривать, не научился еще лгать), трогательно прелестный при всей неловкости, еще совершенно чистый, еще не запятнанный грязью мира, который хотел избавиться от него и уничтожить его. Действительно ли он принц из правящего дома, брошенный бессовестными родственниками в глуши? Некоторые считают его обманщиком или душевнобольным. Он умирает, заколотый неизвестными убийцами. Его тайна остается невыясненной. Он живет как легенда, как поэтический символ, именно потому, что его загадка не находит разгадки. Он — юноша, который выходит из пещеры с лепечущими устами и чистым взглядом, безымянный, безродный, бессловесный, гордый, как зверь, как принц. Он — чужак.

Таким образом я все же удалился от манящей, оживленной Курфюрстендамм в свою роскошную келью (с собственной ванной и неоплаченным счетом), чтобы немедленно приняться за работу. Цикл «Легенд о Каспаре Хаузере» — вот что даст моему «Опусу I» стилевую завершенность! В то время как за моим окном звенели трамваи и продавцы газет с монотонной настойчивостью повторяли свои причитания («Полуденный „Б.Ц.“»! {160} 160 Имеется в виду дневной выпуск газеты «Берлин цайтунг». «Б.Ц.!»), я сидел за шатким гостиничным письменным столом и усердно царапал (у меня тогда еще не было пишущей машинки). Мой друг Каспар Хаузер являлся мне в диалоге с проезжей проституткой (она хочет взять его к себе в свою импозантную коляску, но он чопорно отказывается), в обществе незнакомой маленькой девочки (задорная Сивилла в миниатюре, которой я придал черты моей подруги Урсулы Пиа), на интимном рандеву с одним красивым мертвецом (при этом не обошлось без нюанса осквернения трупов) и в других пикантных комбинациях.

Итак, дело сделано: моя первая книга лежала передо мной, совсем готовая, пусть пока еще и не напечатанная. Посвящение — «Моей сестре Эрике» — было давно определено. И на название я уже решился: «У порога жизни», тем самым я признавал, что моя жизнь, собственно, еще не началась — я стоял еще у ее порога, полный сластолюбивого любопытства, но и полный благоговения перед лицом ее угрозы, ее обещания, ее бесконечных возможностей.

Один предприимчивый молодой издатель в Гамбурге, Курт Энох, выказал готовность выпустить том. Я подписал договор с правом выбора, авансом и всем надлежащим. Стоял ли я действительно еще у порога жизни? Колеблешься, церемонишься, мечтаешь — и вдруг ты в самой середине, так сказать «состоявшийся человек»… How curious! How real! [38] Как странно! Как странно! (англ.) {161} 161 «How curious! how realy!» — «Удивительная! И реальная!» — цитата из стихотворения У. Уитмена «Рожденный на Поманоке» (из цикла «Посвящения» в книге «Листья травы»). В контексте (см. эпиграф к настоящей книге): Победа, единение, вера, тождество, время, Нерушимые договоры, богатства, тайна. Вечный прогресс, космос и современные открытия. Вот она, жизнь. Появившаяся на свет в мучительный родах, в судорогах и конвульсиях. Удивительная! И реальная! (Пер. Р. Сефа) Чувство радостного, дух захватывающего удивления, которое вложил Уолт Уитмен в это восклицание, было очень сильно во мне, так как я собирался взяться за жизнь всерьез. Как необычайно это было! Как действительно!