Игорь Курукин - Княжна Тараканова

Спустя восемь десятков лет свидетельства о забытой драме Екатерининской эпохи стали, наконец, доступными отечественной публике. В 1859 году редакция московского журнала «Русская беседа» напечатала выдержки из составленной в 1820-х годах «Записки одного трудолюбивого изыскателя». Это были письма итальянского аббата Роккатани о пребывании в Риме в начале 1775 года «неизвестной принцессы Елизаветы», именовавшей себя дочерью российской императрицы Елизаветы Петровны и искавшей поддержки у польского посла и папской курии. В конце своего сообщения аббат, лично знакомый с этой дамой, указал, что она выехала из Рима в Ливорно, где находился в это время российский военный флот. В журнале также были опубликованы копии донесений командующего русским флотом в Средиземноморье графа Алексея Орлова об установлении контактов с самозванкой и рапорт от 14(25) февраля 1775 года о её аресте. О дальнейшей судьбе «принцессы» составители не знали и предположили, что она умерла в заточении {3} 3 См.: Несколько данных для истории принцессы Таракановой // Русская беседа. 1859. № 6. С. 59–76. .

В том же году на эту публикацию откликнулся историк русской литературы Михаил Лонгинов, закончивший свою карьеру главным цензором империи, а на рубеже 1850—1860-х годов бывший либеральным чиновником. Он указал, что приведённые в «Русской беседе» сведения встречались в разных вариантах ходившего по рукам рукописного сочинения о «жизни Елизаветы Алексеевны Таракановой» {4} 4 Примером объединения под одной обложкой такого рода повествований с официальными актами и запрещёнными переводными сочинениями может служить один из рукописных сборников, сохранившийся среди бумаг министра полиции Александра I А. Д. Балашова; он включает любопытную подборку материалов, в том числе «Манифест» по делу царевича Алексея, «Историю жизни, царствования и низвержения с престола Иоанна VI, императора России», «Рассказы о знаменитых людях России прошлого века», «Краткую историю Елизаветы Алексеевны Таракановой» (см.: Научно-исторический архив Санкт-Петербургского Института истории РАН. Ф. 16. Оп. 1. № 235). . Но о самой героине Лонгинов знал немногое — он даже не был уверен в её самозванстве и вслед за Гельбигом допускал, что она могла быть дочерью императрицы Елизаветы и И. И. Шувалова. Дальнейшую историю автор считал покрытой «непроницаемой тайной» и мог сослаться только на «предания», одно из которых говорило о гибели пленницы во время наводнения в тюрьме; другое — о её погребении в Новодевичьем монастыре {5} 5 См:. Лонгинов М. Н. Княжна Тараканова. Эпизод из анекдотической хроники XVIII в. // Русский вестник. 1859. № 24. С. 716–736. . Наконец, правительственный чиновник и литератор П. И. Мельников, отзываясь на обе предыдущие публикации, в газетной заметке впервые связал узницу Петропавловской крепости с не менее загадочной обитательницей московского Ивановского монастыря инокиней Досифеей, проживавшей в нём с 1785 года в полной изоляции {6} 6 См.: Мельников П. Предание о судьбе Елисаветы Алексеевны Таракановой // Северная пчела. 1860. № 39. С. 154. .

Чуть позже католик-эмигрант князь Августин Голицын выпустил в Лейпциге маленькую брошюру «О мнимой княжне Таракановой» с подзаголовком: «Известие о пребывании в Риме в 1774 или 1775 годах неизвестной принцессы Елизаветы, именовавшей себя дочерью российской императрицы Елизаветы Петровны. Почерпнуто из оставшихся о ней сведений в Архиве итальянского департамента бывшего Польского королевства». В тексте содержались цитаты из нескольких писем самозванки 1775 года и большая часть имевшегося у неё поддельного завещания Елизаветы Петровны {7} 7 См:. Голицын А. П. О мнимой княжне Таракановой. Лейпциг, 1863. .

Однако настоящую славу этому имени принесла картина молодого живописца Константина Флавицкого «Княжна Тараканова в Петропавловской крепости во время наводнения». На выставленном в 1863 году полотне изображена легендарная история гибели узницы петербургской Бастилии: тюремная камера, кровать с заменяющей одеяло овчиной, деревянный стол с краюхой хлеба; вода, заливающаяся сквозь зарешёченное окно, она уже затопила пол и подступила к краю постели, где почти без чувств от ужаса и отчаяния замерла молодая женщина в шёлковом платье. Кстати, именно художник и дал красавице, называвшей себя десятком звучных имён и титулов, фамилию Тараканова, под которой она вошла в нашу историю, хотя сама себя так никогда не называла.

Эффектное творение Флавицкого вызвало живой отклик в обществе. Политическая интрига, тайны двора, несчастная страсть и предательство — всё было, как в романе Дюма. К тому же переданная живописцем обстановка каземата Петропавловской крепости ассоциировалась у современников с арестами и гибелью многих молодых людей, осмелившихся выступить против существующего порядка. Картина сразу стала популярной, а её автор так и остался творцом одного произведения, за которое, кстати, заломил П. М. Третьякову немалую цену в пять тысяч рублей. Хорошо чувствовавший тогдашнюю общественную атмосферу Лонгинов, с одной стороны, отметил «прекрасный сюжет» полотна, «представляющий столько ужасного и поэтического», с другой — отозвался комментарием с опровержением «ложного события».

Он основывался на рассказе к тому времени уже покойного сановника — председателя Государственного совета и по совместительству президента Академии наук графа Дмитрия Николаевича Блудова. В 1820—1830-х годах ему выпала миссия готовить для императора Николая I обзор многих секретных политических дел эпохи дворцовых переворотов и екатерининского царствования {8} 8 См.: Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). Ф. 6. Оп. 1.№ 565. Л. 1–2 об.; № 559. Л. 1; № 564. Л. 16–16 об., 29–30; Ф. 1274. Оп. 1. № 2768. Л. 1 и далее. , в том числе и следственных материалов о прекрасной самозванке. Из рассказа Блудова Лонгинов почерпнул и впервые привёл дату смерти пленницы от чахотки — 4 декабря 1775 года, то есть задолго до наводнения 1777-го. Теперь он уже не сомневался в самозванстве дочери безвестной пражской трактирщицы, «служившей орудием» одного из вождей польских конфедератов — Кароля Радзивилла, не знавшей русского языка и никогда не носившей приписываемую ей фамилию Тараканова. Правда, учёный автор тут же дал понять, что не всё так просто — существовали какие-то ещё более загадочные «брат и сестра Таракановы», якобы имевшие прямое отношение к роду Разумовских и безвыходно пребывавшие в монастырях {9} 9 См.: Лонгинов М. Н. Заметка о княжне Таракановой по поводу картины г. Флавицкого // Русский архив (далее — РА). 1865. С. 89, 651–656. . Сама записка Блудова увидела свет лишь в 1905 году. Он подробно охарактеризовал комплекс следственных документов, хранившихся в Государственном архиве, и нашёл «любопытнейшими» из просмотренных им бумаг «допросы её и лиц, взятых с нею; донесения фельдмаршала Голицына; донесение исповедовавшего её священника; выписки из бумаг её; письма её к Орлову» {10} 10 Cм.: Панчулидзев С. А. Самозванка Тараканова. Бумаги о ней из Архива Государственного совета // РА. 1905. № 3. С. 425–443. .