Игорь Курукин - Княжна Тараканова

Из них подлинным можно считать только завещание Екатерины I, хотя судьба этого документа очень напоминает детективную историю. Утром 7 мая 1727 года в присутствии высших чинов империи А. Д. Меншиков объявил о завещании скончавшейся накануне императрицы, и секретарь Верховного тайного совета В. Степанов огласил «тестамент», согласно которому престол переходил к Петру II. Но до совершеннолетия император «за юностью» не имел права «в правительство вступать»; поэтому ему назначались официальные опекуны: тётки государя Анна и Елизавета, муж Анны Петровны герцог Карл Фридрих Голштинский и члены Верховного тайного совета {89} 89 См.: Сб. РИО. Т. 63. С. 480, 508. .

Завещание не только вводило регентский совет при императоре, но и определяло дальнейший порядок престолонаследия: «Ежели великий князь без наследников преставитца, то имеет по нём цесаревна Анна с своими десцендентами [11] Десцендент (от лат. descedes ) — потомок. , по ней цесаревна Елизавета и ее десценденты, а потом великая княжна и ее десценденты наследовать, однако ж мужеска пола наследники пред женским предпочтены быть имеют» {90} 90 Полное собрание законов Российской империи (далее — ПСЗРИ).Т. 7. № 5070. . Воцарение Петра формально не было переворотом: Меншиков успел вырвать у умиравшей Екатерины правовую санкцию на этот акт. Однако тут же стали расходиться слухи о том, что императрица от Меншикова «нещастливое или отравленное питие получила», отразившиеся в документах архива самого князя и в воспоминаниях капитана Франца Вильбуа {91} 91 См.: Павленко Н. И. Полудержавный властелин. М., 1988. С. 360; Вильбуа Ф. Рассказы о российском дворе // ВИ. 1992. № 4–5. С. 139. .

Само завещание сохранилось в бумагах бывшего Государственного архива Российской империи и было опубликовано в Полном собрании законов {92} 92 См.: РГАДА. Ф. 2. Оп. 1. № 21. Л. 2–5. Ср.: ПСЗРИ. Т. 7. № 5070. . Там же имеется протокол: «1727 майя 7 дня её императорского величества… тестамент в Верховном тайном совете при присутствии его императорского величества и как духовных, так и свецких слушали и во всём потому исполнять должны и повинны»; вслед за тем идут подписи самого императора, его сестры Натальи, герцога Карла Фридриха, принцесс Анны и Елизаветы, членов Верховного тайного совета, пяти духовных и тридцати трёх светских лиц {93} 93 См.: РГАДА. Ф. 2. Оп. 1. № 21. Л. 6–7. .

В том же деле находятся две копии завещания, снятые секретарем Верховного тайного совета В. П. Степановым и канцлером Г. И. Головкиным; последний сделал также запись о передаче им «завещательного письма» 10 августа 1730 года Анне Иоанновне в Измайлове. Здесь же хранятся конверты, на одном из которых (с подписью Степанова и тремя печатями) генерал-прокурором Н. Ю. Трубецким сделана запись: «Взят из иностранной коллегии 27 ноября 1741 году»; на другом, конца XVIII века, указано: «Подлинник» {94} 94 См.: Там же. Л. 8—10, 12–14 (копии); Л. 5а (конверт с тремя печатями, записью В. П. Степанова: «Тестамент объявленной 7 маия 1727 г. и с него список моей руки» и другой записью: «Взят из Иностранной коллегии 27 ноября 1741 г.»). На л. 14 имеется запись Г. И. Головкина: «1730 августа 9 день в воскресение в Ызмайлове ее величество государыня императрица изволила мне приказать, чтоб прислать завещательное письмо императрицы Екатерины Алексеевны с Васильем Степановым, и то письмо назафтрея 10 числа послал я в Ызмайлово к ее императорскому величеству с Васильем Степановым, запечатав, и он, отвесчи, мне сказал, что он вручил самой ей, государыне, то письмо». . Таким образом, можно было бы предположить, что именно указанный текст является подлинником, который хранился в Коллегии иностранных дел, отправлялся к императрице Анне в Измайлово, а затем вновь потребовался при воцарении Елизаветы. Таковым его считал Д. Н. Блудов, рассматривавший дела императорского Кабинета Павла I и Александра I, а также историк князь Н. В. Голицын, который изучал его и оставил на отдельном листке бумаги свои замечания {95} 95 См.: РГАДА. Ф. 6. Оп. 1. № 564. Л. 17–17 об.; № 559. Л. 1; Там же. Ф. 2. Оп. 1. № 21. Л. II–III. .

Однако текст завещания (из шестнадцати параграфов) содержит пропуски: отсутствует параграф 12; в третьем параграфе оставлено пустое место для цифры, определяющей срок наступления совершеннолетия императора. Кроме того, текст явно исправлялся и дописывался, о чём говорят зачёркнутые и вставленные слова и фразы. Невразумительно составлен параграф 11-й: «Принцессу Елизавету имеет его любовь герцог Шлезвиг Голштинский и бискуп Любецкой в супружество получить, и даём ей наше матернее благословение; тако же имеют наши цесаревны и правительство администрации старатца между его любовью и одною княжною князя Меншикова супружество сочинить». Получается, что двоюродный брат Карла Фридриха должен был одновременно жениться и на Елизавете, и, стараниями Елизаветы, на дочери Меншикова. Текст подписан: «Екатерина», но подпись сделана рукой Елизаветы, что подтверждается сравнением её с подписями цесаревны, оставленными в приложенном к завещанию протоколе и на других указах.

После переворота 1741 года императрица Елизавета Петровна пыталась выяснить судьбу «тестамента» матери у министров прежнего царствования. Член Верховного тайного совета, а затем Кабинета министров А. И. Остерман на допросе показал, что «духовная» Екатерины находилась в Верховном тайном совете, и предположил: «…не ухожена ль она от князя Меншикова?» Затем, когда экс-министру была предъявлена записка канцлера Г. И. Головкина о «взнесении» завещания к Анне Иоанновне, он подтвердил этот факт, но заявил, что не помнит, кто именно это сделал и что случилось с документом потом {96} 96 См.: Исторические бумаги, собранные К. И. Арсеньевым // Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. 1872. Т. 9. С. 224–225. . (Интересно, что у Остермана явно был какой-то текст «духовной» Екатерины на немецком языке, который зафиксирован в «реестре писем и бумаг» Остермана и Головкина, составленной в Коллегии иностранных дел {97} 97 См.: РГАДА. Ф. 1261. Оп. 1. № 388. Л. 1 об. .) «Забывчивость» министра можно объяснить его личным участием в деле. Однако тогда получается, что Елизавета не обнаружила подлинника в 1741 году (что вроде бы опровергается записью генерал-прокурора Н. Ю. Трубецкого) или не считала таковым дошедший до нас текст, который был ею же подписан и «взят из Иностранной коллегии» 27 ноября 1741 года.

В литературе можно встретить заявления о том, что будущий канцлер А. П. Бестужев-Рюмин выкрал подлинник завещания, каким-то образом оказавшийся в Голштинии вместе с дочерью Петра I Анной {98} 98 См.: Бантыш-Каменский Д. Н. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. СПб., 1840. Ч. 1. С. 5; Лаппо-Данилевский А. С. Россия и Голштиния (очерк из истории германо-русских отношений в XVIII в.) // Исторический архив. 1919. Кн. 1. С. 268. Кажется, это утверждение опирается на мнение француза Лаво (см.: Laveaux J. Histoire de Pierre III. Paris, 1799. V. 2. P. 177), ничем, однако, не подтверждённое. . И то и другое утверждения недостоверны. После смерти герцогини Голштинской генерал-майор И. И. Бибиков действительно доставил в Петербург из Киля документ, но это была «копия тестамента её высочества», то есть завещания самой Анны Петровны {99} 99 См.: Сб. РИО. Т. 84. С. 689. . Однако упоминание о Бестужеве-Рюмине оказалось не случайным. Молодой резидент в Гамбурге в 1733 году получил на сохранение от арестованного голштинского министра барона Штамбке «сундучок и маленькую шкатулку» с секретными документами, которые голштинские власти потребовали вернуть и даже пытались выкрасть. Бестужев запросил начальство: «Не роспечатать ли оной сундучок и шкатулку для осмотрения во оных писем — не обрящется ли что в пользу вашего императорского величества интересу?» Ведь барон был одним из главных советников герцога и находился при нём в Петербурге в 1725 году, когда умирал Пётр I. Алексей Петрович аккуратно открыл шкатулку, но в бумагах Штамбке обнаружил лишь письма самого герцога и «старые прожекты и инструкции по разным корреспонденциям», которые положил обратно, подделав печати {100} 100 См.: Архив внешней политики Российской империи (далее — АВПРИ). Ф. 44 (сношения России с Гамбургом). Оп. 44/1. 1733. № 3. Л. 99–99 об., 125 об., 251–251 об. . Таким образом, можно считать, что завещание Екатерины не покидало пределов России. Правда, нельзя исключить возможность уничтожения подлинника. Но что в таком случае можно считать подлинником?