Моисей Кроль - Страницы моей жизни

В Сеуле я остановился на сутки. Поселился я в отеле и почти целый день ходил по главным улицам корейской столицы, с большим удовольствием наблюдая корейцев, которых я встречал в большом числе. И удивительная вещь. Хотя я с местными жителями ни в какие разговоры не вступал, так как и тут был «без языка», но общее впечатление они на меня произвели в высшей степени благоприятное. В манере беседовать между собою, в их движениях чувствовалась какая-то особая мягкость и, я сказал бы, необыкновенная кротость. И эта черта проявлялась в одинаковой степени и у мужчин и у женщин.

И я покинул Сеул, унося очень теплое воспоминание о его обитателях. Быть может, мои впечатления были очень субъективными, но они до сих пор живо сохранились в моей памяти.

Прибыв по железной дороге в Фузан, я сел на пароход, который на следующее утро отбыл в Нагасаки. Из Нагасаки мне пришлось опять проехать некоторое расстояние по железной дороге до какой-то маленькой станции, откуда, как мне было известно, казенный автомобиль доставлял в Унзен едущих туда пассажиров.

Прибыл я на эту маленькую станцию под вечер, и велико было мое удивление и огорчение, когда автомобиля я уже не застал. Потому ли, что я в Нагасаки сел не в тот поезд, или наш поезд опоздал, но автомобиль укатил в Унзен незадолго до моего приезда на место. Пытался я узнать у начальника станции, смогу ли я еще попасть в тот день в Унзен, но безрезультатно. Многие японцы говорят плохо ли, хорошо ли по-английски, но как назло этот начальник станции ни слова не понимал на этом языке. При помощи жестов и многократного упоминания слова «Унзен» я с большим трудом выяснил, что следующий автомобиль повезет пассажиров лишь на другое утро. Неожиданно я оказался в весьма затруднительном положении. Что делать? Как мне быть? При станции, на которой я сошел, не было ни гостиницы, ни даже простого заезжего дома. Только несколько маленьких домиков лепилось вблизи железнодорожных строений. Искать ночлега в одном из этих домиков как-то не хотелось, да и незнание языка лишало меня возможности выяснить, пустят ли меня на ночь эти незнакомые мне люди. Между тем солнце было уже на закате, и надвигались сумерки. Сознаюсь, что я себя чувствовал прескверно, и тщетно ломал голову, чтобы как-нибудь выпутаться из тяжелого положения, в которое я попал. И в этот момент один из рикшей, стоявших у подъезда и, по-видимому, ожидавших пассажиров, которых не оказалось, подошел ко мне и знаками, и жестами, и опять-таки неоднократным упоминанием слова «Унзен» дал мне понять, что он и его товарищ готовы меня везти в Унзен. Один повезет меня, другой мои вещи. И это мне обойдется в 10 иен. Знал я, что до Унзена от станции не меньше двадцати километров, что нам придется все время подниматься в гору, что скоро спустится ночь, и безлунная ночь, что наше путешествие продлится не меньше пяти часов, но желание скорее положить конец создавшемуся для меня нелепому положению и очутиться в благоустроенном отеле было так сильно, что я, недолго думая, решил пуститься в настоящую авантюру и дал понять рикше, что я согласен, чтобы он и его товарищ меня повезли в Унзен.

Немедленно я был посажен в одну колясочку, мой чемодан был положен на другую, и мы двинулись в путь. И я никогда не забуду этого переезда. Сначала мои рикши бодро бежали по ровной дороге, как это полагается опытным, старым рикшам (они действительно были оба уже стариками), но вот начался подъем и рикши замедлили шаг. И чем дальше мы продвигались, тем круче становился подъем. Мои рикши тяжело дышали, пот струился по их лицу, а платки, которыми они вытирали этот пот, были мокры, хоть выжми их. И рикши, действительно, неоднократно останавливались, чтобы выжать свои мокрые платки, и пот стекал с них, как вода. Я себя чувствовал отвратительно, видя, каких страшных усилий стоило моему рикше везти меня. Несколько раз я пытался соскочить с коляски, но мой возница решительно не давал мне сойти, жестами мне объясняя, что самое трудное еще впереди.

Спустилась ночь, и сумрак окутал нас. Мы медленно поднимались в гору; по обе стороны отличной шоссейной дороги темнела лесная чаща. Небо было ясно, и мириады звезд раскинулись по его безбрежному своду, слабым своим сиянием рассеивая несколько ночной сумрак. Кругом царила жуткая тишина, нарушаемая лишь звуками легких шагов рикш. И тяжелым их дыханием. Было уже около десяти часов вечера, когда впереди нас зажегся огонек, который оказался светом, лившимся из окошечка терявшейся во мраке хижины. Была ли эта хижина жилищем лесного сторожа или одинокого охотника, или специальным пристанищем для рикш, перевозивших пассажиров в Унзен и обратно на станцию, я, конечно, не мог выяснить, но когда мои рикши поравнялись с этой хижиной, они остановились, вздохнули с облегчением и объяснили мне весьма красноречивыми жестами, что они устали и намерены в этом доме поесть и попить. Мы вошли в избу, и хозяйка дома принялась быстро готовить для рикш кушанье и чай. И через минут десять-пятнадцать мои рикши с завидным аппетитом съели большие порции рису и запили этот рис немалым количеством чашек чаю. Глядя, с каким увлечением они ели и пили, я вспомнил, что я ничего не ел и не пил с часу дня, и мне тоже сильно захотелось есть. Но я почему-то не решился попросить хозяйку накормить и меня, очень уж не аппетитно все подавалось. Подкрепившись и приободрившись, мои рикши попрощались с хозяевами, и мы вышли на дорогу, чтобы продолжать наше нерадостное путешествие. И тут рикша, который был постарше, обратился ко мне со следующим предложением. Так как впереди нас ждет очень крутой подъем, то им будет крайне тяжело вести и меня и мой багаж. Но если бы я согласился пойти пешком, то они одну колясочку оставили бы у хозяина хижины и вдвоем повезли бы колясочку с моим чемоданом, и мы скорее бы прибыли в Унзен. Все это было объяснено весьма выразительными жестами. Я отлично его понял и, не отдавая себе отчета в последствиях, которые может иметь для меня это испытание, тотчас же согласился продолжать путь пешком.

Было уже около одиннадцати часов вечера. Рикша был прав. Начался очень тяжелый подъем, и мы продвигались вперед с большим усилием. В полночь я стал чувствовать сильную усталость, хотя мы шли очень медленно, как полагается при восхождении на очень крутую гору. Остановившись, чтобы немного передохнуть, я спросил рикшу: «Унзен?»

И старший из них, сразу поняв значение моего вопроса, стал мне жестами объяснять, где именно расположен Унзен. Он несколько раз простирал свою руку по направлению одной из ближайших гор и указательным пальцем точно уткнулся в место, где находился курорт. И я понял, что мы еще очень далеко от цели. Мы снова поплелись вперед. В час ночи я почувствовал, что силы меня оставляют. Я едва передвигал ноги, меня мучила жажда. Рикши тоже были измучены и все время так кряхтели, что я с большой тревогой думал, не пристанут ли и они. С глубокой жалостью я смотрел, как тяжело им было толкать свою коляску с моим чемоданом. В половине второго ночи меня обдало тяжелым запахом, распространяемым сернистыми источниками, но в тот момент этот запах мне был милее аромата самых нежных роз, так как он был предвестником того, что Унзен совсем-таки близок. Едва волоча ноги, но радуясь, что я уже у цели, я напрягал последние силы, чтобы добраться до отеля, где по моей телеграмме из Нагасаки Гурфинкели должны были снять для меня комнату. Вот мы в Унзене. Рикши ведут меня к отелю. Вид у нас троих плачевный. Несмотря на поздний час, отель освещен. Я с трудом держусь на ногах. К великой моей радости, меня встретила хорошая моя знакомая по Харбину Н.П. Гущина, жена талантливого художника Гущина. Мой вид ее немало испугал. Узнав, что я пришел пешком и что я целый день ничего не ел, она тотчас же заказала для меня ужин. Вошел я в столовую в состоянии полной прострации, но поев немного и утолив свою мучительную жажду, я несколько пришел в себя. Отправляясь спать, я был уверен, что на следующий день буду чувствовать себя совершенно разбитым, но проспав хорошо ночь, я, к великому своему удовольствию, проснулся бодрым и свежим. Я оказался гораздо выносливее, чем думал. Так кончилась благополучно моя весьма легкомысленная затея попасть в Унзен не на автомобиле, как это все делали, а с помощью рикш.