Моисей Кроль - Страницы моей жизни

Прочитав все написанное мною о моем участии в литературных судах, я задал себе вопрос, стоило ли так много об этом распространяться, и не слишком ли незначителен этот факт, чтобы описанию его уделять так много места. И подумав, я пришел к заключению, что на этой форме моей общественной деятельности в Харбине стоило остановиться подробнее. И вот почему.

Во-первых, это тоже страница из моей жизни, которая, мне кажется, заслуживает упоминания. Во-вторых, обстановка, в которой происходили суды, и настроение, царившее среди многочисленной аудитории, – народу на этих литературных судах бывало около 700–800 человек и даже больше – очень ярко характеризует и общественный и нравственный облик этой разнородной публики, попавшей в Харбин из самых различных мест Сибири и Европейской России. Наконец, чрезвычайно показательны проблемы, которые были поставлены на суд слушателей-судей. Совершенно случайно, без предварительного плана на разрешение и обвинителей, и защитников, и всего зрительного зала были поставлены три вечных проблемы человеческого общежития: о причинах семейного разлада, об обязанностях индивидуума к своему народу и о том, имеет ли право отдельный гражданин прибегать к убийству носителей правительственной власти, если эти носители управляют страной деспотически и мерами насилия явно порабощают весь народ. И к чести слушателей-судей надо сказать, что они разрешили все три указанных проблемы человечно и справедливо.

Возможно, что если бы каждому из присутствовавших на этих судах и участвовавших в вынесении приговора предложили у него на дому высказаться о разрыве Норы с мужем, об убийстве Юлия Цезаря и о роли, которую играла в России несионистическая еврейская интеллигенция, результаты такого опроса были бы совсем иные, чем на суде. Может быть, не все обвиняемые были бы оправданы, а если бы и были оправданы, то далеко не единогласно, но такова была сила живого слова защиты и так неотразимо было действие коллективной психологии, что весь зрительный зал заразился единым настроением. Защита апеллировала к благороднейшему чувству – человечности. Она (защита) доказывала, что в известных, весьма важных случаях жизни соображения высшей нравственности вынуждали самых лучших людей – чаще всего именно лучших людей – нарушать обычные правила морали и установленные уголовные нормы для достижения определенной высокой цели. И эти доводы оказались настолько убедительными, что нашли горячий отклик в сердцах всех присутствовавших на суде.

Яркий пример, какое огромное идейное влияние личность может оказывать на массы и грозное предостережение против непоправимого вреда, которое в состоянии причинить обществу бесчестная или даже просто ослепленная фанатизмом демагогия.

В том же 1922 году, который принес мне столько огорчений, в Харбине поселился Лев Афанасьевич Кроль. Судьбе было угодно, чтобы он стал одним из самых близких мне людей и чтобы весьма скоро он зажил со мною и моей семьей, как родной, как брат, с которым мы делили все наши радости и печали. Безжалостная смерть унесла его, когда он при своей неиссякаемой энергии и запасе духовных сил мог бы еще совершить многое. (Он умер в возрасте 59 лет.) И я чувствую непреодолимую потребность остановиться подробнее на его характеристике не только потому, что считаю необходимым воздать должное его светлой памяти, но еще и потому, что он, как политический и общественный деятель, сыграл выдающуюся роль в бурные годы русской истории, начиная с 1905 года.

По профессии инженер, выдающийся специалист в своей области, он в то же время живо интересовался политическими проблемами, и когда в России в начале 1900-х годов поднялась волна освободительного движения, он примкнул к нему со всем пылом своего огромного политического темперамента. В 1905 году Кроль вступает в ряды конституционно-демократической партии и сразу занимает в ней весьма видное место. Его товарищи по партии высоко ценят его несомненный государственный ум и выдающийся ораторский талант. Людям, мало знавшим Л.А. Кроля, он казался иногда человеком полным противоречий. Борясь беспощадно с утопистами, «людьми в шорах», фанатиками и со слепыми последователями «заумных теорий», он не мог скрыть от посторонних глаз, что он сам был большим идеалистом и что только этим его идеализмом можно было объяснить тот пафос, с которым он защищал «свою» программу и «свое» мировоззрение. Послушав отзывы Кроля о «массах», об их темноте, их несознательности, их способности под влиянием демагогических призывов совершать самые страшные несправедливости, его можно было принять за «врага народа». На самом же деле, он был человеком весьма чутким к людскому горю, и тяжелое положение этих темных «масс» вызывало в нем глубокое сочувствие. Он часто весьма сурово осуждал людей, безжалостно клеймил ложь, лицемерие, нечестные политические приемы, демагогию, но в повседневной жизни он бывал необыкновенно снисходителен к человеческим слабостям, так как исходил из того положения, что от среднего человека нельзя требовать ни героических поступков, ни особого мужества. Вообще, в Л.А. Кроле было много импонирующего, привлекательного. Его оригинальный ум, его несравненный дар рассказчика, его острый юмор, богатый жизненный опыт и присущий ему особый реалистический подход к людям и вещам располагали к нему окружающих и всюду завоевывали ему преданных друзей.

Как уже было упомянуто, Л.А. Кроль уже в 1905 году принимал активное участие в политической жизни России. Революция 1917 года дала ему возможность выявить в полной мере все, присущие ему как политическому деятелю таланты. Живя постоянно в Екатеринбурге, он в качестве члена Центрального комитета конституционно-демократической партии с неутомимой энергией выступал на политических собраниях и рабочих митингах. Он с большим мужеством критиковал программы и тактику левых партий, особенно большевиков, и его речи, ясные, логичные, часто полные сарказма, слушались с большим интересом даже его непримиримыми противниками. Не удивительно, что когда наступили выборы во Всероссийское Учредительное собрание, то Л.А. Кроль подавляющим большинством голосов был избран по списку кадетской партией членом Учредительного собрания от Екатеринбургской губернии. Большевистский переворот временно прервал политическую деятельность Л.А. Кроля, но когда чехи в мае и июне 1918 года свергли советскую власть на всем пространстве между Сызранью и Иркутском, Кроль возобновляет свою борьбу с большевиками, внося в эту борьбу присущую ему энергию и инициативу. Он входит в состав образовавшегося в Екатеринбурге антибольшевистского правительства и занимает в нем ответственный пост министра финансов. В качестве члена Учредительного собрания он принимает живейшее участие в работе Уфимского государственного совещания, и это в значительной степени благодаря его усилиям в Уфе состоялось известное соглашение между правыми и левыми группировками, входившими в состав Государственного совещания, и была избрана Директория, которая в принципе собою представляла всероссийскую государственную власть. К несчастью, соглашение это оказалось гнилым, а власть Директории мертворожденной. Конечно, свержение Директории и назначение Колчака Верховным правителем встретили со стороны Кроля суровое осуждение, но он считал большевизм и советскую власть столь гибельными для России, что продолжал сотрудничать с Сибирским правительством и после колчаковского переворота, принимая участие в работах заседавшего в г. Омске Государственного экономического совещания.