Валентина Мирошникова - 100 знаменитых судебных процессов

Так что общественное мнение к началу судебных разбирательств было подготовлено вполне надлежащим образом. Никому даже в голову не приходило, что большая часть сказанного — откровенная «липа».

Собственно, подсудимые «процесса 16-ти» оказались разделены на две группы, между собой практически не связанные. Пятеро молодых «врагов народа» являлись членами германской компартии, эмигрировавшими в СССР. Трое из них в начале 30-х годов примкнули к немецкой группе левой оппозиции, за что были с треском выдворены из КПГ. Правда, после принесения ритуальных покаяний эти молодые люди оказались восстановлены в компартии. В Советском Союзе эти граждане отличились тем, что увлеченно разоблачали «троцкизм», стряпая соответствующие статейки. Работали они в аппарате Коминтерна и в паре советских учреждений. Что же касается второй группы подсудимых, то в нее вошли 11 известных большевиков, которые в 1926–1927 годах принимали участие в так называемом «объединенном оппозиционном блоке». Наиболее известными лицами, угодившими на скамью подсудимых, были Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Смирнов и Мрачковский. Предварительное следствие подготовило документы, свидетельствующие о преступной деятельности арестованных. Эти материалы якобы со всей наглядностью «демонстрировали белогвардейскую сущность контрреволюционного троцкистско-зиновьевского блока». Речь шла о методе индивидуального политического террора, который должен был привести членов блока к захвату партийного руководства и власти в стране. Что же касается конспирации, то, по мнению следствия, обвиняемые пользовались «изощренным двурушничеством»: демонстрировали свою лояльность к политике партии, а также полнейшую преданность ЦК. Совершение же собственно терактов возлагалось на специальные группы и некоторых отдельных лиц. В деле фигурировали сведения о том, что секретарю Зиновьева Богдану, террористу-одиночке, поручили совершить убийство Сталина в секретариате ЦК осенью 1933 года. После того, как Богдан не смог выполнить возложенное на него поручение, руководители центра якобы довели его до самоубийства. В октябре 1934 года должно было состояться новое покушение на главу государства, подготовкой которого непосредственно руководили Каменев, Евдокимов и Бакаев. Ворошилова же поручалось устранить группе под руководством Дрейцера. К тому же, как доказывали материалы следствия, Зиновьев и Каменев одновременно разрабатывали операцию по уничтожению собственных агентов-террористов — для того, чтобы лишить ОГПУ возможности подобраться к ним лично. Все подсудимые с известными политическими именами твердо отказались признать себя виновными в данном случае. Зиновьев ядовито констатировал, что это все «из Жюль Верна, это арабские сказки».

На «процессе 16-ти» фактически не было приведено ни одного документа, ни одного вещественного доказательства. Все обвинения строились исключительно на оговорах и самооговорах подсудимых и свидетелей. Один из следователей, занимавшийся некогда «делом 16-ти», Г. С. Люшков, в 1938 году бежал за границу и там сделал ряд интересных заявлений. В частности, он утверждал, что на процессе, проходившем в августе 1936 года, обвинения троцкистов в связи с гестапо (через Ольберга), обвинения Зиновьева и Каменева в шпионаже, обвинения в том, что эти лица были связаны с так называемым «правым центром» через Томского, Рыкова и Бухарина, полностью сфабрикованы. Следователь заявлял: Зиновьев, Каменев, Томский, Рыков, Бухарин и многие другие были казнены как враги Сталина, поскольку пытались противодействовать его разрушительной политике. «Вождь всех народов» воспользовался убийством Кирова (вполне возможно, его застрелили просто из чувства личной мести, из-за женщины), чтобы избавиться от надоедливых оппонентов. Для этого были сфабрикованы громкие «шпионские» процессы, документы о существовании террористических организаций и обширных антисталинских заговоров. Следователи же занимались выжиманием из подсудимых «правильных» показаний, мотивируя это тем, что таких свидетельств «требует партия». Начальник секретно-политического отдела НКВД Рутковский перед началом процесса беседовал с Каменевым, просил его подтвердить заранее написанные показания, убеждая, что ему в этом случае будет сохранена жизнь. Мол, на процессе будут присутствовать зарубежные корреспонденты, и нельзя уронить престиж СССР, оставив неотмщенным убийство Кирова. Обвиняемые прекрасно понимали, что своими «саморазоблачениями» этот самый «престиж» опускают до крайне низкого уровня, но доказать этого не могли. Тем не менее, ни один из главных подсудимых так и не признал свою связь с гестапо. На слушании дела по поводу этого момента Каменев заявил, что этот процесс является не юридическим, а политическим, и откровенно возмутился: мол, если вы хотите опорочить Троцкого и представить его организатором террористических актов, мы можем в этом помочь. Общественность в это поверит. Но никто не поверит в связи с Гитлером Каменева, Зиновьева, Смирнова и прочих участников процесса. Это слишком напоминает клевету на Ленина и того же Троцкого в 1917 году. К тому же, твердил старый партиец, прибегнув к столь явной «липе», можно скомпрометировать не только Троцкого, но и. само обвинение в терроре, «которое тоже не воздвигнуто на гранитном фундаменте». Собственно, если говорить откровенно, то все более-менее здраво мыслящие личности, не доведенные, по словам Троцкого, до состояния «тоталитарного идиотизма», понимали: разыгравшемуся страшному фарсу нельзя верить. Ведь после единственного выстрела Николаева, который оборвал жизнь Кирова, были расстреляны десятки людей, и при этом суду так и не было представлено ни одного достойного внимания документа. Все несуразности следствия и обвинения «замазывались» показаниями молодых подсудимых из числа политэмигрантов, которые охотно подтверждали все выводы обвинения. И не беда, что эти выступления ничего общего с достоверностью не имели, а подробностей «террористических приготовлений» так и не прозвучало. Ведь прокурор явно не скупился на обещания в случае «добровольной помощи». А там, где фантазия обвиняемых буксовала, подключались к делу услужливые журналисты.

Присутствовавших на судебных слушаниях зарубежных журналистов поразил внешний вид обвиняемых. Старики казались раздавленными, измученными, морально уничтоженными, многие плакали. Мрачковский постоянно харкал кровью и время от времени терял сознание. Молодые же подсудимые представляли собой резкий контраст с товарищами по несчастью. Они вели себя бравурно, охотно и подробно рассказывали о связях своего центра с гестапо и западными троцкистами, говорили о подготовке физического уничтожения ряда правительственных лиц. Что ж, совесть — это тоже товар, который при случае может продаваться по сходной цене. Особенно если в роли последней выступает жизнь.