Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары.

На нем лица не было. Он был бледен бледностью рыбацкого восторга и упоения, он трепетал не меньше, чем сазан в его руках. И лишь тогда он с величайшими предосторожностями опустил рыбу в сетку-садок, когда вдоволь нагляделся на нее и налюбовался ею.

После этого весь пыл своего восторга Иван Кондратьевич перенес на Веру Исаевну. Он смешно расшаркивался перед нею, он поцеловал ей ручку, он принес ей с лодки — она удила с берега — свою складную скамеечку и даже предложил Вере Исаевне отмахивать от нее комаров и мошек, которых, кстати сказать, еще и не было. Словом, он готов был расшибиться в лепешку, лишь бы барыня еще раз села за удочку.

— Прямо чудеса! — кудахтал он, вертясь вокруг. — Ведь этакая удача, такое счастье! Бывало, мои покойницы ничего, кроме плотвы, не могли вытащить, а вы!.. Подсечка-то, подсечка какая! И как специально вы его к берегу подводили. Сам Леонид Никитыч Эмпреза сазана лучше к берегу не подведет! А выбросили-то вы его как!.. Я бегу, я-то сачок тащу, я-то думаю: «Ах, чтоб ей лопнуть — упустит»… А сазан-то уж на берегу. Не могу-с всего выразить словами — тут песнопения нужны. Позвольте ют эту вашу правую ручку, которой вы сазана подсекли…

Вера Исаевна не отняла руки, к которой Иван Кондратьевич припал благоговейно. На его лице она прочла влюбленность, преданность до гроба, готовность всем пожертвовать. Она была уверена, что в этот миг она может заставить его даже бросить рыбалку, несмотря на предстоящий вечерний клев, сесть в лодку и везти ее обратно в город.

Но теперь уж она в город не спешила: ее платье было измято туфельки — в глине; в таком виде раньше, чем наступят сумерки, в город показаться невозможно.

V

Вечером поплыли к городу. Теперь плыли не у берега, а по фарватеру, по быстрине. Иван Кондратьевич лишь чуть пошевеливал веслами, Вера Исаевна уверенно правила.

Рассеянно слушая спутника, барыня думала о том, как удивительно хорошо пахнет на реке и как сложна прелесть этого запаха, вернее, целой симфонии их и раздельных, и сливающихся в одно тонкое живительное благоухание: тут был и аромат истопленных зноем травы и цветов, и особые запахи реки, и первая прохлада вечера, воспринимаемая тоже как тонкий аромат… Вера Исаевна давно уж не наслаждалась так благоуханием вечера, потому что давно не уезжала из города.

«Вот бы изобрести такие духи, как этот воздух! — думала она. — Но, наверно, это невозможно. Разве “Свежее сено”, или как там называются эти духи, похоже на эту прелесть?..»

И она жадно дышала, стараясь побольше наглотаться этими изумительными благовониями июльского вечера. Дышала и рассеянно слушала, что бубнит ей Иван Кондратьевич.

— Так вы говорите, что вы — богатый человек? — спросила она, уловив конец его фразы.

— Не могу назвать себя богатым, — был ответ, — но капитал некоторый, конечно, имею: без малого десять тысяч…

— Вот как?

— Да-с! И сам сберег, скопил, удачные выигрыши имел, и кроме того, кое-что приносили в дом покойницы. Есть, знаете, анекдот про одного монаха и капитал. Приходит к одному монаху…

— Не надо, не надо!.. Знаю: дальше неприлично… Всё равно вы не досказываете.

— Как угодно-с. Я к тому заговорил о капитале, что, так сказать, ежели бы которая дама захотела соединиться со мною, то жила бы как настоящая барыня. Квартирку бы наняли с удобствами — никаких помойных ведер. Можно бы даже бабу брать два раза в неделю полы мыть. А уж насчет обуви — будьте покойны! Туфельки, ботиночки, полуботиночки, шлепанцы… Как королева бы ходили!

— Опять вы об этом, Иван Кондратьевич… Я же говорю вам, что я замужем!..

— Мало ли что. Вот вы супруга покинули. На целые сутки. Доведись до каждого — какие у него теперь переживания? Да и то сказать: вдруг бы вы не ко мне подскочили, а к какому-нибудь нахалу…

— Или садисту…

— Вот именно. Так что муж-то, быть может, вас теперь и не примет…

— Пускай только попробует не принять! — от возмущения Вера Исаевна, заметавшись на корме, закачала лодку, но теперь уж Иван Кондратьевич и не подумал сделать ей замечания, чтобы «сидела ровно». — Пусть только посмеет!.. Сам довел меня до того, что я… И вдруг: «не примет». Я ему так «не приму», я его так… Я его на весь город оскандалю!..

— Не надо-с! — умильно взирая на хорошенькую спутницу, почти пропел Иван Кондратьевич. — Не стоит-с! Оставьте вы его, плюньте вы на него…

— Но куда же я денусь?

— Ко мне-с, ко мне-с, Вера Исаевна! Вы только прикиньте: я — солидный человек и имею капитал. Квартирка с удобствами, всегда первосортная свежая обувь из лучшего шевро — есть у меня одна пара туфелек, прямо царские!.. Как сыр в масле будете кататься! И кроме того, я хоть и маленький, но все-таки небезызвестный человек: на рыболовном конкурсе, который два года тому назад устраивала газета «Заря», это я-с взял первый приз. Моя фотография даже в журнале «Рубеж» была напечатана, а этот журнал по всему миру расходится. А каждый праздник — рыбалка. Катерок купим, будем прямо как иностранцы. Город-то — что в нем хорошего? А тут река, лоно природы, воздух-то какой — изволите ли чувствовать своим носиком?

Вера Исаевна слушала Ивана Кондратьевича со смехом в душе, но на этот раз все-таки… слушала! Во-первых, она решила, чтобы уладить семейный скандал и в корне ликвидировать законную супружескую тревогу своего мужа из-за ее отсутствия в течение целых суток, — показать ему Ивана Кондратьевича. Если его, то есть это бородатое чучело в его рыболовном оформлении, показать Семену Львовичу, то даже при всей своей ревнивости он должен будет расхохотаться. Во-вторых же… во-вторых… Во-вторых, Вера Исаевна видела, как этот бородатый чудак силен, ловок и даже, если хотите, строен, и заставь его сбрить его бороду, одень его по-людски — разве он в чем-нибудь уступит лысой и толстопузой половине? Кроме того, Иван Кондратович, видимо, влюбился в нее и, кажется, влюбился так, что готов на всё, ни в чем ей не откажет. И, смеясь над ним в душе, Вера Исаевна подсознательно, инстинктивно, как всякая женщина, как бы приберегла влюбленного в нее мужчину… на всякий случай… И ответила она без запальчивости, без смеха и издевательств:

— Нет, нет, Иван Кондратьевич, оставьте этот разговор!

И в голосе ее была просьба.

В десятом же часу вечера, уже у городских пристаней, Вера Исаевна сказала Ивану Кондратьевичу:

— Вы проводите меня до дому, и я познакомлю вас с мужем. Это мне совершенно необходимо!

Спутник согласился:

— Что прикажете — всё сделаю! И прошу, даже умоляю зайти как-нибудь в нашу фирму. Царскую пару туфелек разрешите вам преподнести за художественное удовольствие, которое вы мне доставили вашим сазаном. Это же, это, как пишут в газетах, не рыба, а трофей!..