Виктор Петелин - Мой XX век: счастье быть самим собой

– А Иорганидзе может подписывать приказы, – вмешалась еще одна, молчавшая до сих пор.

– Да и не только он, но даже и Лавров.

«Господи, за что же мне такое наказание», – думал я, независимо усевшись на свое место и устремившись в окно. Долго не смотрел в их сторону, до рези в глазах. А за окном мелькали деревья, зазеленевшая трава, еле-еле проклюнувшая из земли, грачи или галки тучами поднимались над лесом в поисках, видимо, строительного материала для своих гнезд. «Вот я улетел из своего гнезда, такого прекрасного и замечательного», – не отрываясь от окна, думал я. А треп все еще продолжался, ничто не могло смутить эту поднаторевшую в командировках публику.

– А ты, Лариса Семеновна, купальник взяла, говорят, там загорать можно.

– Да ты что, Наташка, у нас и времени-то не останется, с утра до ночи придется на базе околачиваться. Знаешь, сколько там работы нам предстоит, всех обегать, у всех подписать, был же лагерь на сто человек, а теперь на двести да семьдесят человек обслуживающий персонал.

Не выдержал этой болтовни, вышел из купе, встал у окна, а там уже по всему вагону выстроились Борщ с женой, Евгения Федоровна с Алешей и многие-многие другие. И с этой стороны пейзаж был таким же веселым: мелькали березки, небольшие деревеньки, спешили куда-то люди с рюкзаками. Больше часа простоял я в коридоре, а в нашем купе жизнь забила ключом: мои спутницы начали распаковывать свои пожитки и собирались обедать. Потом куда-то смылись: оказалось, в другом вагоне кто-то из их знакомых тоже ехал в Феодосию. Тут уж я вздохнул с облегчением: распаковал свою сумку, хлебнул чуть-чуть из баклажки и съел почти все мясо, очень вкусно было, так что не зря ты старалась, Галя.

Так вот и добрался до Феодосии, спал, конечно, неважнецки, выстоял очередь, побрился, позавтракал, послушал интересную информацию о том, как каждая кормила своих детей, какие они (росли на искусственном молоке), сейчас у них прекрасные дети. Один из них принес котенка, отдал какому-то мальчишке пять рублей. А этот мальчишка сказал, что если он не даст пять рублей, то он утопит котенка. Вот так!

Смотрю на перрон, а моего Олега как и не бывало здесь. Еле выполз, помогли эти «тетки», как скажет потом Олег. Добрался до автобуса, автобус уже набит, деваться некуда, пошел за такси, такси все уже разобраны, ну, думаю, пропал. Приеду вместе со всеми, достанется что-нибудь не очень хорошее, намучаешься, а не отдохнешь и не поработаешь, как полагается. И о чудо – оглянулся: Олег бежит с распростертыми объятиями, а за ним следует такси. Расцеловались. Погрузили мои вещички и рванули в Коктебель. Правда, не одни: с нами ехал Николай Иванович Балашов. Его недавно приняли в Союз писателей, поэтому он несколько важничал, теперь ему не надо никаких отношений от Академии наук, он едет полноправным членом нашей компании. Славный человек, обаятельный...

Погода скверная, бушует море, волны доходят с грохотом до самого берега, второй день идет дождь, так что ежимся от холода, сплю в кальсонах».

«Здравствуйте, мои милые и дорогие!

Только что я разговаривал с вами, а так ничего толком и не рассказал, да и от вас ничего не добился. Ну да не важно, зато голоса ваши послушал, узнал, что все у вас в порядке, бабу Таню не обижаете, тепло вам и весело. Очень хорошо.

У нас тоже погода наладилась, было даже жарковато, душно, но сегодня снова навалился с моря туман, окутал горы плотной массой, так почти весь день мы снова кутались в свитера, и сейчас сижу в свитере и халате и пишу письмо. Только что пришел от генералов, где мы с Петром Яковлевичем с треском проиграли дважды в карты.

Надо сказать, мучительное ощущение испытывал я от этого сидения. Олег просто заставил меня пойти к ним: видишь ли, ему показалось, что они заскучали и надо их было окружить теплом и заботой. Я еле высидел этот час, настолько уже однообразны были шуточки, реплики.

Дня два тому назад решили искупаться, 10 градусов море, оба переживаем какой-то озноб все время, то ли от купания, то ли от еды, то ли переигрываем. Три дня со страшной силой обыгрываю Олега, никогда не видел его таким расстроенным.

– Ну трепещи, – говорил он сегодня, – я выспался, не пьем второй день ничего спиртного, чувствую себя великолепно...

– А я спал плохо, – захныкал я, – до часу читал Розанова, потом долго не мог заснуть, лишь часа в два заснул, а полседьмого проснулся, и ни в одном глазу, весь день работал, страшно устал.

Он довольно заурчал, предвкушая легкую победу. И начал он действительно хорошо, ряд сильных ударов по линии я с трудом отбил да так удачно, что мяч оказывался в противоположном углу корта, он добегал и посылал точно за сетку. Счет 4:4, 5:5. Ну, думаю, если я его не сломаю, то проиграю, силы уже на исходе. Прошли две мощнейшие подачи у меня. Олег еле-еле отбил, но я успеваю послать мяч в дальний от него угол корта. 6:5, 7:5.

Все было бы хорошо, но пришли генералы. И начались всхлипы...

После каждого удачного удара на лавочке, где сидели генералы, раздавались аплодисменты, чаще всего, как ты сама понимаешь, аплодисменты раздавались в адрес Олега, и он быстро набирал очки во второй партии. 5:3. Но моя подача. Собираюсь со всеми силами, первая подача проиграна, вторая проиграна. 0:30. Еще два мяча подаю осторожно, лишь бы подать, не промазать. Олег, я хорошо знаю его психологию выигрывающего игрока, решил мощно форсировать выигрыш, показать О. Б., на что он способен, мячи посылает в аут. И вот тогда-то я уже решил показать, на что я способен, бегаю за каждым мячом, будто и не играли полтора часа, и все стало получаться, пошли резаные свечи, мощные драйвы (мяч, пущенный по диагонали), еле-еле сравнял.

Наблюдая нашу игру, Петр Яковлевич произнес:

– Да, Виктор Васильевич и на корте работает, настоящий рабочий человек, а Олег ленится, не бегает за каждым мячом...

Партию отложили, Олег снова в недоумении: как же он не сумел выиграть такую выигрышную для него партию.

Бросили свои вещи, накинули халаты и побрели на море. Уже возвращаясь, я сказал:

– О господи, даже на корте нет от них покоя, ведь святое место было, куда им вход был запрещен, а ты обласкал их, пригласил, чуть не испортил мне игру, уж не говоря о настроении...

– Нет, Витя, ты не прав, посмотри, какие они несчастные, ты видел, как они возвращались с корта, бедные, одинокие, несчастные, угар литературный прошел, признания нет, друзей нет, и ничего в жизни им не светит, пожалеть их надо, обласкать.

– Жалко-то жалко их, но зачем ей литературой заниматься, жили бы как все люди.

И когда мы подходили к площадке напротив столовой, Олег призывно воздел к небу руки, как только на набережной показались генералы. И от уныния у них не осталось и следа. Она повеселела и тут же предложила зайти к ним поиграть в карты. Они пошли готовиться к игре, а мы пошли ужинать. Я и не собирался идти, хотел побольше написать тебе о нашем житье-бытье, но Виктор Лихоносов запротестовал. Ольга Борисовна на вечер дала ему машинку, и он хотел пописать на ней.