Елена Егорова - Угрешская лира. Выпуск 3

Этот камень веками растёт через тёртое поле.
Он морозит подошвы в студёной подземной реке.
Чтоб избавить себя от сердечной тоски и неволи,
Я к нему прикасаюсь и чувствую холод в руке.

А за холодом вслед чую дрожь, чую: движутся токи, —
И вбираю в себя эту тяжесть как вечный покой.
Всё он помнит про нас, знает замыслы наши и сроки,
Провожает в дорогу, встречает, берёт на постой.

Рядом тракт дождевой, по нему всё шаги да колёса,
Кто-то плачет навзрыд, кто-то снова поёт невпопад.
Будет время и мне собирать землянику с откосов
По дороге в былинный, в лесах затерявшийся град.

А пока я пред камнем стою, усмиряя желанья,
Я поцарствовал всласть, а теперь только мёд в бороде.
Но откликнется он на моё чуть живое дыханье,
И круги от него побегут по подземной воде.

В каждом прожитом дне понимания больше и грусти,
С каждой спичкой зажжённой и сам, словно хворост, горю,
А забудусь на миг – и несут меня лебеди-гуси
Через дол, через лес, через долгую память мою.

Озаряются дали, и вижу я мать молодою,
И отец – молодец, с ним любая беда – не беда,
Ранним утром меня умывают живою водою,
Чтоб с меня худоба уходила как с гуся вода.

Над тоскою моей, над заснувшей с усталости Русью,
Над вороньим гуляньем, затеявшим суд-пересуд,
Сколько крыльев хватает, летят мои лебеди-гуси,
Сколько крика хватает, зовут мою память, зовут.

То дорога легка, то вокруг облака без просвета,
То дымком от печи, то пожаром потянет с земли,
Золотыми шарами и мёдом нас балует лето,
Серебром осыпают усердные слуги зимы.

Но недолог полёт, возвращенье всегда неизбежно.
Оборвётся забвенье, проститься и то не успеть.
И смотрю я назад, и такая мне видится бездна,
Что оставшейся жизни не хватит её разглядеть.

И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёй,
Слава Богу, что август не минул ещё середину.
И трава по утрам от тумана тепла, как бельё,
И ещё холода не томят на рассвете рябину.

А прижавшись к земле, лишь глубинному гулу внимать,
Что в подземной реке оседает и медленно тонет,
И почуять покой, и судьбу научиться читать
По сплетенью корней, как по линиям тёмных ладоней.

И загад разгадав, никого ни о чём не просить,
Никуда не спешить, ни судимым не быть, ни судьёю.
Лишь холодные пальцы с корнями потуже сцепить
И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёю.

Паутина на ветках качается,
Отдыхает трава от жары.
Я не верю, что лето кончается,
Но цветут золотые шары.

По утрам леденцы-колокольчики
Поднимают меня на хоры.
Щеголял бы в нарядной ковбоечке,
Да цветут золотые шары.

Выйду в сад и поёжусь от холода,
Разбросает мне ветер вихры.
Мы не ста́ры с тобой и не молоды,
Нам цветут золотые шары.

Наша осень покоем отмечена,
Пирогами и чаем красна.
И подсолнечным светом просвечена,
И последней любовью честна.

В безбожном детстве, как в загоне,
Я жил по правилам иным,
И Бог на бабкиной иконе
Мне дедом виделся родным.

Его земля не удержала,
И не спасла моя слеза,
Но в Божьем облике державном
Сияли дедовы глаза.

В Вечном городе вечный покой,
Ни движенья, ни ветра, ни смуты.
И забытый в веках часовой
Измеряет веками минуты.

Сыты голуби, голоден Тибр,
Обескровлено древнее русло.
Семь холмов и кофейня-трактир —
Вот что в Риме находка для русских.

И святые, и грешные – в строй!
Каждый камень поёт о геройстве.
В Вечном городе вечный покой.
Но откуда ж тогда беспокойство?

Со щита пробиваясь на щит,
Убежать в дорогие потёмки,
В край, где дым деревянный висит
Да следы заметает позёмка?

Нынче холоден день Покрова,
Снег летит вперемежку с листвою,
Но ещё не остыла трава,
И зима не готова к постою.

Пусть вороны на старой ветле
Затаились в обиде и гневе,
Время будет пожить при тепле
И понежить себя на пригреве.

Я, застигнутый снегом врасплох,
Воротник подниму поневоле,
Каждый выдох глубокий и вдох
Ощутив как предчувствие боли.

И, втянув бесконечность полей
Горше дыма лихой сигареты,
Буду рад я, что есть сорок дней
До зимы, если верить в приметы.

Какие-то страхи летают,
Какой-то мерещится гул.
Ладонью свечу закрываю,
Чтоб ветер огонь не задул.

Давно мне известно, что будет.
Что было, узнать предстоит.
А ветер всё дует и дует,
Свеча всё горит и горит.

Мне воля – как будто неволя,
И жизнь – не черешневый мёд.
Но всё же обидно до боли,
Что скоро и это пройдёт.

Как будто на многие лета,
Простить и проститься спешу.
Свечу закрываю от ветра
И сам на неё не дышу.

Я не знаю, что будет потом,
и тихонько к груди прижимаю
ночь, которая чёрным котом
на руках у меня засыпает.

Я качаю в руках эту ночь,
как над дочкой склонившись больною.
И звезда над луною – точь-в-точь
её родинка над губою.

Эта ночь – она только моя,
и из рук её вырвать не сможет
даже холод снегов января.
И никто ей, как я, не поможет.

Буду нянькой ночной, а потом
будет ночь со мной нянчиться долго…
Не знакома я с чёрным котом,
да и родинки нет у ребёнка.

Небо с каждым днём всё выше, выше.
Мне казалось, что весны не будет.
Канителью день сегодня вышит,
И с капелью пробудились люди.

Положу я кошку на подушку,
В чёрный кофе сок лимонный выжму
И собаку почешу за ушком.
Сядем с ней мы у окна неслышно.