Ципора Кохави-Рейни - Королева в раковине

— Черт подери, как можно быть членом движения Ашомер Ацаир без понимания марксизма, воспринимать его так поверхностно и мелко?!

Пот выступает у него на висках. Шик, большой специалист по марксизму в кибуце, вдохновенно читает из немецкого оригинала фрагменты диспута Энгельса и Дюринга из книги Энгельса «Анти-Дюринг», и она осмеливается ворваться в его объяснения.

— Но он этого не пишет. Он писал нечто абсолютно иное.

— Ты не понимаешь. Ты сочиняешь глупости. Ты все искажаешь!

Класс все больше занимает против нее враждебную позицию. Даже Куба с ней не находит общего языка. Он читает классу сочиненный им рассказ для детей. Глаза ее широко раскрываются от волнения, губы сжаты. Куба пожаловался Шаику, своему закадычному другу еще с Варшавы.

— Что с этой девушкой? Она строит мне глазки, как влюбленная девица. Я просто не могу выдержать ее взгляды.

Шаик вышел из себя.

— Прекрати ласкать его взглядом, словно у тебя к нему большая любовь. Это его смущает. У него — жена.

После лекции профессора на тему Торы, Пророков и Писаний — ТАНАХа, Шик просто потерял внутреннее равновесие:

— Как можно, не мигая, часами не отрывать взгляда от человека! — сказал он ей, считая это дешевым флиртом.

Ни Шаик, ни Куба не могут понять, что Наоми возбуждает то, что связано с интеллектом и духовностью, а не сам человек.

Она чувствует себя избитой, ее считают сумасшедшей. Всех высмеивает, не щадя и преподавателей.

Она не согласна с тем, что Ницше цитируют и толкуют в духе марксизма. Она указывает на ошибочность такого толкования.

Инструкторы гневаются на нее, они ощущают ее скрытое пренебрежение к их знаниям и образованию.

— Я могу раскрыть книгу, — говорит она, — и показать, что я права. Ницше так не говорил.

Шаик мечтает направить ее на правильный путь. Но она все время раздражает его, ибо вообще отвергает его объяснения книги одного из двух апостолов марксизма Фридриха Энгельса, считая их слишком упрощенными. И, вообще, по ее мнению, взгляды Энгельса сужают видение мира. Отсюда — явный намек на то, что Шаик и его коллеги-марксисты, естественно, сужают еще более этот мир, под влиянием своего духовного отца.

— Ты слишком глупа, чтобы понять эту гениальную книгу!

Шаик устанавливает для нее дополнительное занятие вдвоем, после уроков, в саду, под деревом, с учебником. Согласно девизу членов молодежного движения: «Как хорошо и приятно братьям сидеть вместе», Шаик обнимает ее за плечи, говорит о Дюринге и «Анти-Дюринге» Энгельса, а рука его скользит по ее спине.

— Все идеологии лгут, — повторяет она про себя и отодвигает свою ногу от его ноги. — Я была свидетелем поражения социалистического движения. Своими глазами видела коммунистов и нацистов, шагающих в едином строю в массовой демонстрации поддержки забастовки транспорта.

Не может она солидаризироваться с преклонением перед Россией, коммунизмом, социализмом, только не может самой себе ясно объяснить, в чем причина.

— Если ты ко мне приблизишься, — почти кричит Шаик, — а не будешь отодвигаться, ты лучше поймешь мои объяснения.

Она вскочила и убежала из сада. Шаик не успокоился. Войдя в класс, он набросился на нее:

— Ты почему не приходишь на встречи, которые я тебе назначаю?!

Она ценит его обширную эрудицию, но его буйное мышление сталкивается с идеями, которые, по ее мнению, совсем по-иному объясняются — с той же марксистской точки зрения. Он толкует их, исходя их формы, она же восстает против этого, исходя из их содержания.

Как индивидуалистка, которая воспитывалась в аполитичном доме, она борется интеллектуально с самой собой, чтобы стать марксисткой, как все, понять суть социализма и коммунизма и, как все, хвалить советскую Россию. Она хочет принести в жертву коллективу личные ее нужды и не забывать, что ей дано великое право — быть марксисткой.

— Это не по Марксу, — отвергают ее вопросы, — Ты упряма. — Придумываешь какие-то вещи. — Ты умна, но поверхностна — Ты не умеешь диалектически мыслить.

Она считает, что вопросы ее верны и справедливы, но насмешки заставляют ее помалкивать. Молчание же ее вызывает в них желание заставить ее задавать вопросы. И так возникает заколдованный круг.

Да и вообще, сколько можно говорить о марксизме, историческом и диалектическом материализме, марксизме-ленинизме? Мысли ее удаляются куда-то. Что-то неладное в мировоззрении первопроходцев движения Ашомер Ацаир. С одной стороны, нацисты стремятся уничтожить еврейство, с другой стороны, здесь, в стране Израиля, инструкторы относятся с уничижением к еврейству диаспоры.

Иудаизм — загадка, не дающая ей покоя. Быть может, отец знал секрет иудаизма и скрывал его от нее. Что есть такого в иудаизме, от чего израильские первопроходцы-социалисты бегут, как от огня. Инструкторы топчутся на месте, повторяя без конца: мы пришли в пустынную страну и принесли в нее власть социализма. Она пытается обрести национальную и свою собственную идентичность, а инструкторы с восторгом говорят о космополитическом образе жизни, и на уроках промывают мозги учеников единственной теорией, построенной на экономической основе! И все время тычат ей в нос «диалектикой», которую превратили в политическое понятие, а ее уносят мысли в отчий аполитический дом.

«В любой действительности теза и антитеза обретаются рядом. Человеку трудно определить синтез из этих двух противоречивых основ. Следует провести объективизацию явлений, событий и положений, на которые натыкаешься в жизни, — говорил отец, — человек отстает от действительности».

Отец жил в своем внутреннем мире, отдаленно от детей, но во время трапезы сидел во главе стола, толковал и углублял жизненные принципы сыновьям и дочерям. Он много уделял внимания духовным закономерностям мира с точки зрения диалектики. Когда в доме появилась Люба с речами о борьбе пролетариата, отец привел в пример сочинении Гейне «Путешествие по стране» (Die Harzreise). В нем, говоря об общественных прослойках Германии, главным образом, о пролетариях. Гейне ругал и срамил страну и ее вождей, особенно Вильгельма Первого. Из-за этой острой критики Гейне вынужден был эмигрировать во Францию. В связи с этим, отец упомянул Фердинанда Лассаля, левого политика, известного своей борьбой с Бисмарком, и сказал об обоих, что их не интересовало диалектическое мышление. В противовес им, он отметил двух диалектиков — Гегеля и Маркса.

Эти объяснения отца глубоко врезались ей в память: Маркс обрел у Гегеля понимание, что данная нам реальность диалектична. Но молодой Маркс, став мастером диалектики, не пошел по следам Гегеля, аполитичного философа-идеалиста, который дал толкование действительности, но не собирался изменить мир. В противовес своему учителю, Маркс пытался углубить корни диалектики, приспособив ее к политическим, революционным нормам, чреватым катастрофой. Потрясает то, что Маркс, отпрыск известной семьи раввинов, стал выкрестом, но в крови и душе его пульсировала еврейская диалектика. И он создал антидиалектическую теорию.