Василий Шатилов - Знамя над рейхстагом

До наблюдательного пункта командира батальона добрались благополучно. Капитан Брыльков в нескольких словах обрисовал создавшееся положение.

- Сейчас, - сказал он, - возникла своеобразная пауза. Мы закрепляемся на захваченных позициях, противник, хотя и не примирился с их потерей, однако еще не собрался с силами, чтобы восстановить положение.

Оставив своего попутчика на батальонном НП, я решил заглянуть в роту, которая то ли владела интересующей меня безымянной высотой, то ли нет. Двинулся туда в сопровождении солдата, который не лучшим образом справился с ролью проводника - мы заблудились и оказались на минном поле. Едва выбрались...

Командира роты я нашел в мелком песчаном окопчике, метрах в двадцати позади цепи, а сомнительная высотка находилась метрах в семидесяти впереди.

- Кто там, наши или фрицы? - спросил я ротного.

- Никого, товарищ полковник. Были мои ребята, но я их отвел.

- Зачем же?

- Для выравнивания фронта... Да если что, я снова займу!

- Не надо, я сначала посмотрю, - отверг я его предложение. Конечно, не дело командира дивизии самому лезть проверять каждую мелочь. Но мне показалось, что ротный что-то недоговаривает, и желание разобраться во всем самому возобладало. Я сбежал по склону, отмахал несколько десятков шагов по ровному месту и поднялся на холм.

На его вершине действительно остались следы -пребывания наших бойцов. Высотка была удобной для обороны, с хорошим обзором. Я собрался возвращаться, намереваясь дать ротному нагоняй за то, что оставил такую выгодную позицию, как вдруг раздался короткий сверлящий звук, затем грохот разрыва. Поблизости вырос фонтан песка и дыма. Почти одновременно совсем рядом возникло еще несколько грязно-бурых кустов. Я инстинктивно бросился в окоп. В артиллерийскую стрельбу вплелись противные завывания мин. Огневой налет был продолжительным. Осколки со свистом прошивали воздух над моей головой. Они срезали макушки сосен, расщепляли стволы, секли ветви. Однако ни один снаряд или мина не попали в мое убежище.

Огненный шквал затих так же внезапно, как и начался. Я вылез из укрытия и замер от неожиданности. К высоте направлялись неприятельские солдаты. Видимо, они заметили меня: группа гитлеровцев повернула в мою сторону. При мне были гранаты. Я упал на левый бок, быстро вставил запал. Бросок... Потом еще один...

Гитлеровцы залегли. В ответ - ни выстрелов, ни гранат. И вдруг чужой, гортанный голос: "Польковник, сдавайс!" Значит, разглядели, хотят взять живым. И наши, как назло, не подают признаков жизни.

Я швырял гранаты одну за другой. Вот их осталось только две. Проверил патроны в ТТ. Мне ничего больше не оставалось, как отстреливаться до последнего...

И вдруг наша артиллерия начала редкий, методичный обстрел. Гитлеровцы прижались к земле. Наступил благоприятный момент. Добрым словом помянул я мягкие, с ремнями казацкие сапоги, в которые был обут, - летел я в них как пуля. Когда ввалился в свой окоп, сердце, казалось, готово было выскочить из груди.

Ротный, лежавший на земле ничком, посмотрел на меня, как на явившегося с того света.

- Почему рота не стреляет? - накинулся я на него. - Командуйте сейчас же!.. Телефон работает?

- Так точно, только что с комбатом говорил.

Я вызвал Александра Васильевича Максимова.

- Немедленно откройте артиллерийский огонь по высоте, что в ста метрах к западу от Заозерной. Одновременно дайте по ней полковой залп гвардейских минометов!

- Слушаюсь... Слушаюсь... - немного удивленно ответил командующий артиллерией. Ему-то там, на дивизионном НП, не понять было, в чем дело. Но приказание он исполнил точно. Не прошло и минуты, как злополучная горушка была накрыта. Немногим вражеским солдатам удалось унести оттуда ноги.

На другом участке пехоте противника, поддержанной танками, удалось отбить высоту 211.0 и оттеснить нас ближе к Заозерной. Алексей Иванович Пинчук, оказавшийся в это время в боевых порядках роты, по которой пришелся главный удар, умело организовал оборону. Как только немецкие танки приблизились к позициям стрелков, их по команде Пинчука встретили огнем наши орудия и тридцатьчетверки. Две неприятельские машины окутались пламенем и едким дымом. Остальные застопорили ход и открыли огонь с места. Но долго продержаться они не смогли и по одному отошли за высоту 211.0.

В это время прозвучала команда "В атаку!", и солдаты бросились в рукопашную схватку. Пинчук был ранен в ногу, но продолжал руководить боем. Гитлеровцы в рукопашной не устояли и отступили. Уйти удалось немногим.

Большие потери понесли и наши подразделения.

Когда бой стих, я пробрался на наблюдательный пункт командира батальона. Николай Федорович Брыльков встретил меня печальным известием:

- Полковник Балынин убит на мосту.

- Да что вы? - вырвалось у меня. - Это точно?

- Точно. Сквозное ранение в голову, - подтвердил комбат. - Умер через несколько минут на руках у командира санвзвода Григория Жиделя. Противник держит мост под сильным огнем. Ходить по нему до сумерек невозможно каждого третьего задевает.

- Что ж, обстановка мне, товарищ Брыльков, ясна, - сказал я на прощание. - Противник наверняка подтягивает резервы и готовится к новой атаке. Видно, хочет отрезать нас от основных сил и расколотить в пух и прах. Завтра ждите новых атак. Но, думаю, мы и их сумеем отбить. Надо встретить фашистов посолиднее. К утру сюда подойдут два батальона и танки. А вы за ночь освойтесь, закрепите занятые блиндажи и траншеи. Установите больше орудий прямой наводки и поглубже заройтесь в землю. Ночью сделайте дополнительный маскировочный забор. И не забудьте разъяснить личному составу, что гитлеровцы понесли чувствительный урон и стали менее решительны. А теперь скажите, как мне пройти через протоку.

- Придется южнее моста, метрах в восьмистах. Я вам дам солдата. Он тянул там кабель и знает брод.

Связист оказался довольно шустрым малым. Он взял такой темп, что очень скоро у меня взмокла гимнастерка. Вскоре мы вышли к протоке.

- Кажется, здесь брод, - сказал солдат.

Он сделал несколько шагов и вдруг скрылся под водой. Нырнув вслед за ним, я схватил его за воротник. Через минуту, стоя на берегу, он виновато оправдывался:

- Мал-мала ошибся, метров на пять - семь...

Когда я добрался до нашего НП, уже смеркалось. Максимов со своим начальником штаба сидели над картой и готовили на завтра артиллерийские расчеты. Я сказал им о гибели Николая Николаевича Балынина. Помолчали, глубоко огорченные случившимся. Подошел Иван Константинович Коротенко. Он доложил мне общую обстановку.

Самый длинный день года заканчивался. Затихали звуки перестрелки. Старшины рот тащили к Заозерной боеприпасы и горячую еду в термосах. Позвал и нас к столу Блинник - наш повар, могучего сложения мужчина, в недалеком прошлом кулинар из киевского ресторана. Мы с аппетитом принялись за баранину с картошкой, только сейчас ощутив, как сильно проголодались.