Василий Шатилов - Знамя над рейхстагом

Кузнецов остановился перед этой парой.

- Вот, товарищ ефрейтор, - обратился он к старику, - посмотрите на своего соседа. Видите, сколько у него наград? А у вас ни одной. Хоть он гораздо моложе вас, а вам у него надо учиться мужеству.

У старика кровь прилила к щекам.

- Разрешите доложить, товарищ генерал? - произнес он сдавленным голосом. - Насчет того, кому у кого учиться, это вам, конечное дело, виднее. Только Васька - мой сын, и два года мы вместе с ним в одном расчете воюем. Я первый номер, а он второй.

- Так почему же вас ни разу не наградили? - спросил Кузнецов.

- А это уж, товарищ генерал, кому какая планида. После боя я завсегда в медсанбат или в госпиталь. И живым не чают. А Васька целехонек. Ему и ордена идут. Чего ж там, воюет он здорово, по-нашенски.

- Что ж, будут и у вас награды, - пообещал Василий Иванович. - Желаю вам отличиться в первом же бою, но ран не получать.

Он двинулся дальше вдоль строя. Я за ним.

- Шатилов, - сказал командарм вполголоса, - этого солдата надо наградить.

- Разрешите вашей властью?

- Нет, незачем. Наградите сами...

Вскоре старый солдат был удостоен ордена Красной Звезды.

Случай этот может показаться вымышленным. Тем более что фамилию пулеметчика я назвать не могу - в свое время не записал и, понятно, забыл ее. Но и сейчас стоят у меня перед глазами эти два бойца - сын, впитавший отцовскую науку воина, и отец, принимавший на себя все пули, предназначенные им обоим.

* * *

Наконец дивизии поставлена задача: с началом общего наступления двинуться с левобережного плацдарма на Кунерсдорф и захватить его. Это не тот знаменитый Кунерсдорф, где во время Семилетней войны русские войска наголову разбили прусскую армию Фридриха II, а просто его "однофамилец", заурядный городишко километрах в восемнадцати от Одера. Все пространство от переднего края до Кунерсдорфа сильно укреплено. Правда, средства усиления нам выделены немалые. Одних орудийных стволов у нас будет 337.

Дьячков и Офштейн со своими помощниками взялись за дело. Им предстояло подробно, во всех деталях разработать последовательность действий дивизии вплоть до захвата Кунерсдорфа. А это кропотливый и сложный труд. И времени на него, как всегда, оказывалось маловато.

Подготовка к наступлению велась скрытно. Части наши не показывались из лесу, не попадали в поле зрения противника. Всякие передвижения к Одеру и от него совершались только ночью, при полной темноте. Днем принимались все меры для маскировки с воздуха.

Забота о сохранении в тайне наших приготовлений проявилась и в своеобразном проведении рекогносцировки на плацдарме. Принять в ней участие требовалось и командиру корпуса, и командирам дивизий, которым предстояло наступать с плацдарма, а в дивизиях - командирам стрелковых и приданных полков, командующим артиллерией. В связи с этим было приказано всем генералам и старшим офицерам отправляться на рекогносцировку небольшими группами и в сержантском обмундировании. Об этом маскараде ничего не знали даже командиры частей, оборонявшихся на плацдарме. Просто их предупредили, что у вас, мол, в эти дни будут работать сержанты-разведчики из штаба, которых не следует ни о чем расспрашивать и которым надо во всем оказывать содействие.

Что ж, мысль о переодевании была неплохой, ибо появление на передовой большого числа генералов и полковников не ускользнуло бы от внимания противника и свидетельствовало бы о том, что готовится что-то серьезное, причем в ближайшие дни.

С утра 12 апреля "старшина" Переверткин, "старший сержант" Асафов, я, "младший сержант" Шатилов (шинель Блинника была мне очень велика и топорщилась во все стороны), и другие "сержанты" переправились по мосту через Одер и группами по два-три человека разошлись по ходам сообщения.

Я с Асафовым вышел на левый берег полка, позиции которого должна была занять наша дивизия с частями усиления. Нам предстояло буквально втиснуться сюда. Рельеф местности здесь равнинный, и полк глубоко врылся в землю. Все окрест просматривалось неприятелем, и всякая попытка высунуться из укрытия обычно оказывалась последней. Все эти траншеи, блиндажи, командные пункты и капониры должно было занять войско вдесятеро большее.

Мы очутились в окопе, среди бойцов. Отсюда хорошо наблюдалась вражеская оборона. Появление в окопе посторонних, незнакомых людей пусть небольшое, но событие. Мы привлекли к себе всеобщее внимание.

- Откуда, братки? По какой нужде? - посыпались вопросы. - Разведчики, говорите? У нас тут не наразведуешься.

Мы сами принялись расспрашивать солдат о жизни на плацдарме. И гвардейцы охотно начали вспоминать февральские дни, когда плацдарм был взят в жестоком бою и им приходилось отстаивать его, укрепляясь, вгрызаясь в землю, неся потери. Каждому хотелось воспользоваться редким случаем рассказать незнакомым людям обо всем примечательном, что случилось здесь, поделиться с ними своими воспоминаниями. Из этих рассказов вырисовывалась картина богатырского мужества и стойкости наших людей. Сколько раз, пока не наступила здесь стабилизация, приходилось отбивать им атаки многократно превосходящих сил врага! И они выдержали все, что, казалось, не под силу выдержать человеку.

- Что за шум, а драки нет? - послышался вдруг звонкий голое.

Мы обернулись. В окопе появился ротный - совсем молодой лейтенант. И по тому, с какой подчеркнутой небрежностью он был одет, как всей манерой держаться хотел показать себя тертым, бывалым фронтовиком, можно было безошибочно определить, что на фронте он недавно.

- Э, да тут гости! Зачем пожаловали к нам, сержанты?

- Да вот, товарищ лейтенант, - ответил я, - изучаем местность для захвата "языка". Смотрим, где лучше к немецким траншеям подобраться. А то вы давно тут стоите, а пленных-то нет.

Лейтенант посмотрел на нас озадаченно, потом расхохотался, фамильярно ткнул Асафова кулаком в живот.

- Ну вот ты, - сказал он мне, - поползешь, сумеешь. Вижу, что разведчик, хотя, конечно, староват. А вот старший сержант - куда он с таким брюхом? Да и нога у него, вон, не сгибается. Разве он может в разведку? Не поверю! В писаря - это еще сойдет. - И лейтенант снова засмеялся весело и заразительно.

Асафов покраснел, смутился, но не обиделся. А я ответил за нас обоих:

- Напрасно смеешься, товарищ лейтенант. Мы знаешь кто? Мы казаки донские, вот кто. С детства воевать обучены. И науку эту до старости помним. У нас деды - во-о бородищи, а в разведку почище молодых ходят.

Лейтенант посерьезнел:

- Ну если казаки, тогда конечно. Я это понимаю, какие с Дона рубаки. Извините тогда.

Он смотрел на нас уже с некоторой опаской и завистью. Что, если правда возьмем пленных? Будут его тогда срамить, будут выговаривать: вот, мол, живешь на плацдарме, как на курорте, и мышей не ловишь. Сколько времени пленных не имел? А пришли два старика из разведки - и на тебе, пожалуйста.