Дмитрий Табачник - Петр Столыпин

Трудно сказать, насколько Богров был откровенен, но то, что он имел совершенно реальную возможность для покушения на Николая II, ни малейшего сомнения не вызывает.

Сказанное «Аленским» имеет еще одно, крайне важное значение. В принципе, он просто озвучил общую практику ПСР, обычно избегавшей делать евреев непосредственными исполнителями наиболее важных террористических актов (не говоря уж о цареубийстве), чтобы избежать обвинений в «еврейской революции». Это прекрасно было известно охранке, и 1 сентября те, кто допустил Богрова в театр, где присутствовал император, могли быть почти уверены, что самодержцу опасность со стороны секретного сотрудника еврейской национальности грозить не будет и пули полетят в предназначенном им направлении. Ведшие Богрова не один год охранники имели полную возможность понять его психологию и убедиться в том, что на убийство Николая II он не пойдет. Последнее снимает наиболее серьезное возражение противников теории антистолыпинского заговора, утверждающих, что заговорщики никогда бы не рисковали жизнью императора.

Новую информацию от «Аленского» (опять инициатива принадлежала агенту!) Кулябко получил в ночь с 31 августа на 1 сентября и события вступили в завершающую фазу. По свидетельству начальника Киевского охранного отделения: «В ночь на 1 сентября Богров пришел в отделение (создается впечатление, что у киевской охранки вообще не было конспиративных квартир! – Авт.) и сначала письменно , а потом в личном разговоре со мной, заявил, что у него в квартире ночует приехавший Николай Яковлевич (обращает на себя внимание, что пришел «Аленский» с письменным донесением. Хотя было очевидно, что если бы «Николай Яковлевич» действительно находился у Богрова, тот вряд ли бы решился писать информацию в охранку дома. – Авт.), имеющий два браунинга, а приехавшая с ним девица Нина Александровна поселилась на неизвестной квартире и имеет у себя бомбу. Из разговора с Николаем Яковлевичем он убедился, что покушение готовится на Столыпина и Кассо и успех такового вполне обеспечен. Что же касается Нины Александровны, то таковую Богров обещался указать при посещении ею его квартиры 1-го сего сентября между 12 и 1 часом дня. Ввиду таковых сведений наблюдение за квартирой Богрова было усилено».

Богров заявил, что ему необходим билет на вечернее представление в городской театр, обосновав это тем, что боевики настаивают на выполнении данного ими поручения о «выяснении примет». И опять Кулябко не замечает (или не хочет замечать) саму абсурдность поручения.

Вторая встреча с Богровым произошла у Кулябко утром. На этот раз не на квартире и не в охранном отделении, а в переполненной людьми гостинице в присутствии Веригина, и о содержании состоявшейся беседы мы знаем со слов последнего: «Рано утром приехал в Европейскую гостиницу 1-го сентября подполковник Кулябко и, узнав, что генерала Курлова нет еще дома, т. к. он поехал сопровождать Его Величество, рассказал, что прошедшей ночью он получил записку от того лица, с которым мы у него виделись после обеда, и что этот господин сообщает ему, что накануне приехал и остановился у него тот неизвестный, что приезжал в Кременчуг и что готовится покушение на председателя Совета министров статс-секретаря П. А. Столыпина и министра народного просвещения Кассо, и что лицо, приехавшее 1-го сентября, между 12 час. дня и часом будет видеться с некоей Ниной Александровной, после чего будет все решено, а лицо же, сообщившее это ему запиской, после окончания свидания приехавшего с Ниной Александровной придет в Европейскую гостиницу в № 10, где живет пол-к Спиридович. После этого мы направились пить кофе в столовую, минут 30, а может быть и более спустя пришел лакей и сказал г-ну Кулябко, что пришел г-н Анненский (Веригин, как ранее и фон Коттен, слегка искажает агентурный псевдоним Богрова. – Авт.) и прошел наверх; подп. Кулябко встал и ушел, а я остался внизу допивать кофе; окончив, я поднялся наверх в № 14, где у меня помещается кабинет, войдя в него, я увидел подп. Кулябко и Анненского, сидящих на диване; когда я к ним подошел, то подп. Кулябко сказал мне, что свидание приехавшего с «Ниной Александровной» не состоится днем; на вопрос мой почему, Анненский сказал, что оно отложено до 8 час. веч. и что решено встретиться на горке Бибиковского бульвара. Из дальнейшего разговора выяснилось, что Анненский уверил, что у «Нины Александровны» есть бомба, так как приехавший сказал, что у нее «багаж» и что нет сомнения, что будет произведен террористический акт. Во время разговора пришел курьер и доложил, что ген. Курлов возвратился, поэтому я пошел доложить, что его желает видеть начальник охранного отделения по очень спешному делу. Подполковник Кулябко был немедленно приглашен к товарищу министра, где сделал доклад».

Через несколько часов после свидания в «Европейской» благодаря содействию Кулябко у Богрова опять была полная возможность совершить «центральный» террористический акт. На городском ипподроме в присутствии царя и председателя Совета министров проходил смотр потешных (парад учащихся киевских гимназий) и билет туда был им опять получен от Кулябко.

Богров имел полную возможность на ипподроме совершить покушение на Столыпина и никто в этом ему помешать бы не успел. Почему он опять не выстрелил? Не принял окончательного решения? Или кто-то другой тогда еще не принял окончательного решения?

Есть и другое объяснение бездействия Богрова в непосредственной близости от Столыпина. Он явно был уверен, что будет арестован, и все время ожидал действий со стороны охранного отделения.

Дело в том, что днем у него на квартире произошло событие, которое должно было полностью разоблачить перед охранниками все невероятные нагромождения лжи «Аленского». По невероятному совпадению писарь охранного отделения Сабаев был кумом служанки Богровых и в этот день зашел к ней в гости (ему нужно было срочно перезвонить в охранное отделение, чтобы семье Костюка отнесли домой пропуска на ипподром). Как он потом свидетельствовал на допросе: «Зайдя в квартиру Богровых, где служит моя кума, я застал ее на кухне и, осведомившись, что в квартире находится один «молодой барин »(родители Богрова все эти дни были в отъезде. – Авт.), просил разрешения пройти к телефону. Кума мне охотно это разрешила, и я, пройдя несколько комнат и никого в них не встретив, подошел к телефону, снял трубку и, как полагается, громко назвал номер телефона Киевского охранного отделения. Дверь из комнаты, к которой я стоял спиной, отворилась, кто-то громко произнес: «Из нашей квартиры с охранным отделением разговаривать нельзя!» Я быстро обернулся и увидел в дверях комнаты человека, которого я знал как секретного сотрудника охранного отделения под кличкой «Аленский» (нельзя еще раз не отметить порядки Кулябко, у которого даже писари знали секретных сотрудников и их псевдонимы. – Авт.), которому за день или два перед этим я – бывши дежурным по охранному отделению – поздно ночью отворял двери и впускал его для свидания с подполковником Кулябко. Что сотрудником «Аленским» является Богров, я не только не знал, но и не предполагал. «Аленский», в свою очередь, видимо узнал меня и, быстро хлопнув дверью, скрылся в своей комнате. Я же настолько растерялся от этой неожиданной встречи с секретным сотрудником, что положил трубку телефона на место, быстро прошел в кухню и, не задерживаясь у кумы, ушел домой».