М. Загребельный - Сергей Параджанов

В доме, где жил режиссер, сегодня музей. Вся хата из дерева, внутри старинная мебель ручной работы, только выцветшие занавески на окнах – городская мануфактура. Их повесил еще Параджанов, он не понимал, как гуцулы могут спать с «голыми» окнами. «Увы, у нас не так много экспонатов, связанных с фильмом, – вздыхает директор музея Г. Мокан. – В основном это переснятые фотографии и одежда, в которой снимались актеры. Есть посуда и мебель». Каждую субботу в этом доме у Параджанова собирались гости.

Режиссер готовил для всех армянские и грузинские блюда. «Он любил создавать театр вокруг. Однажды взял бутылку сухого вина, перевернул ее на одном конце дождевого желоба, быстро побежал к другому, открыл рот и пил до последней капли», – вспоминает Бойчук. Жители говорят, что в хату к Параджанову ходили, как в церковь. Каждый хотел оставить мастеру подарок: вышивали рушники, сорочки, дарили старинные иконы. Возможно, именно поэтому, когда режиссер вернулся в Киев с массой карпатских сокровищ, и пустили слух, что он просто обчистил гуцулов. «Это неправда, ему много всего дарили. Это было за счастье. Но и он поступал так же, – говорит Мокан. – Каждый раз из Киева привозил несколько коробок с киевскими тортами, звал всех в гости и угощал».

На премьеру в Верховину приехала вся съемочная группа, пришли актеры массовых сцен – полсела. Когда после показа включили свет, то все плакали. «В то время здесь жили другие люди, они умели радоваться простым вещам и сопереживать. Они чтили традиции, и то, что запечатлел на страницах книги Коцюбинский, и то, что снял Параджанов, – это было о них. Сейчас жители изменились, мало кто пустит в дом бесплатно переночевать прохожего. Молодежь стремится уехать в столицу, и практически никто не хочет перенимать традиции, – сетует Мокан. – После славы параджановской ленты в Верховину за вдохновением потянулись другие режиссеры. Здесь снимали гуцульский боевик «Аннычка» и «Каменную душу». Но многие из наших отказывались играть у других киношников. Гуцулы остались верны своему режиссеру: армянину, грузину и украинцу».

Простым украинским тыном огорожен просторный гуцульский двор В. Химчака. Здесь на десяти сотках земли снимали около десятка натурных сцен, здесь же в простой хате жил Параджанов. Химчаку было шесть, когда в дом к его деду вселился режиссер: «Мой дед был очень образован, водил экскурсии по горам, свято чтил гуцульские традиции, вот его и порекомендовали Сергею Иосифовичу. Ему отвели главную комнату в доме, там стояла деревянная кровать и стол, от всего другого Параджанов отказался, хотел жить, как гуцул».

Тогда он попробовал бануш (национальное блюдо на основе кукурузной каши), брынзу и даже учился готовить эти блюда. «С дедом он ходил на праздники, смотрел, запоминал, потом стал участником крестин, крестил сына наших родственников», – говорит Химчак. Ему запомнилась невероятная щедрость режиссера – стоило кому-то из селян сказать, что ему нравится какая-то вещь, режиссер тут же ее дарил: «Однажды он принес добротный кожух и, увидев, что деду очень понравилась вещь, сказал: “Нравится? Бери, дарю!”» В нескольких эпизодах снимался и Химчак, после этого он даже хотел поступать на оператора, но отговорили родители. Василий выучился на ветеринара, вернулся на Верховину и создал в старой хате деда музей фильма.

Преподаватель Ивано-Франковского медуниверситета только недавно рассказала студентам, что снималась в культовом фильме, В. Шедания играла маленькую Маричку:

«В пионерском лагере «Верховина», где я отдыхала, прошел слух, что к нам едут из Киева отбирать актеров для фильма. Детвора только об этом и говорила, нас спать не могли уложить. И вот день кастинга настал. Я запомнила эту встречу очень хорошо: по зеленому склону спускались ярко одетые, веселые люди. Впереди шел бородатый мужчина в сомбреро и пончо, это был Параджанов. Вскоре около него выстроилась очередь из девочек младших отрядов. Так как я была самой маленькой в лагере, тогда мне только исполнилось семь, то пришла на пробы одной из последних. Никто из окружающих даже не думал, что мной заинтересуются. Я вскарабкалась на стул и прочитала то, что вспомнила: «Зайку бросила хозяйка…» К концу выступления хохот стоял такой, что дрожали стекла. Меня позвали еще на одни пробы в Киев, и там я уже в костюме работала на камеру. Когда меня утвердили окончательно, то кто-то сказал отцу, что такую девочку, как я, режиссер искал несколько лет.

Он старательно и тщательно работал над каждым кадром, снимали минутный эпизод три-четыре дня, и нам, детям, это сложно было понять. Если у нас не получалось, то Параджанов всегда придумывал хитрость, как добиться нужной реакции. Однажды, когда мне не удавалось естественно вышивать и петь, он все бросил, присел возле меня и сказал: «Валюша, смотри, вышивать нужно вот так…» и научил меня. Еще был такой интересный момент. У моего напарника Игоря не получалось натурально меня ударить в эпизоде, когда мой отец убивает его отца. Тогда Параджанов меня подозвал и посоветовал: «Скажи ему, что он дурак». И вот, когда начали заново, я поступила, как он хотел. Так Игорек такую оплеуху мне отвесил, что у меня аж слезы брызнули!

Я никогда не покидала надолго родной дом, а тут аж год съемок. И когда уже было совсем тяжело, я начинала скучать по родителям, плакать, то Параджанов давал отмашку: «Отвезите ребенка к маме!» Брали билет и в любой час дня или ночи везли меня в Долину Ивано-Франковской области. А маме отправляли телеграмму: «Встречайте, везем Валюшу». Дома меня ждала полная ванная воды, и больше часа мама смывала грим. Его накладывали так много, что вода после купаний была просто коричневая. Спустя несколько месяцев после съемок нас известили, что фильм скоро выйдет на экраны. За работу выплатили почти двести рублей, родители отвели меня на базар, и мы купили шикарный ковер.

Перед премьерой над нашим маленьким городком прошел настоящий дождь из пригласительных на премьеру. Их разбрасывали из кукурузника специально над нашим городом, зная, что там живу я. Один листок я сохранила. Сначала выстраивались очереди в кинотеатры, а потом… к нам домой. Люди просили рассказать, как попасть в кино, стать актрисой и тому подобное. Дальше у меня начались бесконечные выступления: то стихи выучи к дате, то концерт проведи. Но после школы я не решилась пойти в артистки. Может, уверенности не хватило. Теперь преподаю физиологию в медуниверситете. Фильм пересматриваю очень часто, постоянно нахожу там что-то новое».

По велению судьбы именно в ту пору во главе киностудии Довженко (1962–1973) и Госкино Украины (1963–1972) находились В. Цвиркунов и С. Иванов. И кто знает, не будь этих демонстративных приказов, как сложилась бы доля «Теней…», какую бы свинью подложили им аппарат и творческие завистники. Цвиркунов и Иванов после одобрения картины «на ура» даже попытаются добиться для авторов повышения гонорара. Аппарат не замешкался с ответом. Раскопали постановление Совмина СССР, которое ограничивало вознаграждение за экранизацию произведений не на «темы советской действительности». Аппарат расправится с ними за «Тени…», за новаторские фильмы В. Денисенко, Л. Осыки. Цвиркунова отлучат от студии и практически оставят без работы. Иванова снимут с должности и «зацькують до смерті».