Михаил Загребельный - Павло Загребельный

То, что происходило на страницах «Южного комфорта», советским вельможам пришлось не ко двору. В 1984 году в особняке в центре Москвы в Генеральной прокуратуре СССР была созвана конференция по поводу выхода в печать этого романа. Председательствовал самолично Генеральный прокурор Советского Союза. Не нашли более продуктивного занятия, чем в 1984 году созвать конференцию по поводу романа, который даже на русский не перевели. В командировку вызвали прокуроров из Киева и областей Украины, пригласили по специальному списку нескольких журналистов из центральных московских изданий. Будущему переводчику «Южного комфорта» на русский язык Григорию Кипнису один из участников той конференции расскажет: «Никак не мог избавиться от навязчивой мысли: вот-вот встанет и выступит с обличительной речью Вышинский». Роман «Южный комфорт» до конца 1980-х не издавали.

В 1983—1984 годах Загребельный почувствовал, что надорвался в противостоянии ветряным мельницам, в мраке заседаний и кабинетов – от ЦК до СПУ В октябре 1983 года он, пошатываясь, встал и вышел прямо посреди очередного заседания. В соседней комнате коллеги напоили его кофе.

«Я вышел, чтобы не упасть со стула, – рассказал он Алексею Коломийцу и заведующей канцелярией СПУ Валентине Запорожец, – чувствуя, что творится что-то неладное. Накануне дома упал и разбил висок». Алексей Коломиец много лет был главным соперником отца по шахматам. В драматургию он пришел относительно поздно с сатирической комедией «Фараоны», в которой рассказывается, как колхозное начальство в один миг стало фараонами. На мой взгляд, эта комедия – гениальное предвидение будущего независимой Украины. Загребельный посоветовал Алексею Коломийцу сделать «ход конем» против украинских перестраховщиков: перевести пьесу на русский и ехать в Москву. Там Коломийца ожидал фурор. Пришлось киевским бюрократам сделать вид, что и им смешно.

В 1964 году Загребельный на свое 40-летие выбросил из памяти все телефоны, кроме домашнего. В 1984 году к своему 60-летию он собрался распрощаться с суетой канцелярских присутствий и столоначальников. Решил впервые в жизни сам распоряжаться своим временем, читать только то, что считает нужным. СПУ, подобно КПСС, и росла, и действовала от съезда к съезду. Формально Загребельный оставил пост главы писательского союза по собственному желанию на съезде 7 июня 1986 года. Гончар запишет 08.06.86: «Пішли з Драчем до Андріївської (церкви) помолитись за нове керівництво СПУ.. Дивились, чарувались, німіли від краси… Андріївським узвозом стали спускатися вниз, на Поділ. На одному з будинків таблиця: автор «Білої гвардії» здивовано дивиться на новий, український, Київ…»

«Существовали две писательские «мафии», «группировки», – полагает литератор и звезда блогосферы Мирослава Бердник, – Гончара и Загребельного. И между ними шла война – доносы, отрицательные рецензии через своих людей и т. д.».

Полно вам, достойная «variag_2007». He стоит подпитывать нечетничество, манихейство, бесплодное, как высохшая кайдашева груша, на манер украинской школьной программы. У нее и так хватает защитников. За одно только намерение улучшить преподавание литературы в школе министру образования Дмитрию Табачнику критик и фулбрайтовский стипендиант Вячеслав Брюховецкий грозится каталажкой в любой стране планеты.

Получился у Мирославы Бердник интернет-римейк, то бишь новое-старое прочтение «Кайдашевой семьи» Нечуя-Левицкого.

«Теперь нашего ученика, как и тридцать-сорок лет тому спрашивают:

– Что такое идея произведения? – недоумевал в 1976 году Загребельный по поводу примитивизма в изучении литературы на Украине.

– Это его тема.

– А что такое тема?

– Это идея».

Тридцать-сорок лет спустя украинским школьникам зашоренные схоласты талдычат о кайдашах, о том, как ближайшие родственники не могут найти общего языка, постоянно ссорятся и строят друг другу каверзы, лодырничают, желая спихнуть работу на плечи другому, упиваются собственным эгоизмом и не желают искать компромиссы, обижаются по пустякам и привычно топят обиды в алкоголе. А меня сомнение терзает: прибавится ли после этого охоты даже мельком обратить взгляд на украинскую книгу?

Рад за Мирославу, что не придумала она мафию поэта-академика Бориса Олийныка. Без того стоколос наш измучен. Ведь «працює він буйно, болісно, засукавши рукава, внуртувавшись пальцями в саме пекло живого життя». Перечитывая эту мысль Иван Драча, Павло Загребельный отметил ее гениальную точность в двух словах: «внуртувавшись пальцями». В октябре 2010 года Олийнык праздновал 75-летие. Его юбилейное интервью преисполнено кайдашевых терзаний, звучит забытой и меланхоличной мелодией. Мол, когда утверждают, что в начале 1970-х Ивана Дзюбу на заседании в СПУ единогласно исключили, то это не так. Тогда же Борис Олийнык был против. И еще некто! Тогда протокол переписали. (Читаем интернет: Загребельный не только был «за», но еще и по злому умыслу протокол подтасовал. – Авт.).

Продолжаем «в свинячий голос» толочь воду в ступе. Узнавали себя жена лидера СССР Хрущева в учительнице из романа Михаила Стельмаха, а лидер Компартии Украины Щербицкий – в партработнике Пронченко из романа «Разгон»? За какие заслуги проспект Корнейчука в Киеве переименовали, а Тычине отвели музей-квартиру из двух квартир, будто он жил на два дома?

В романе «Львиное сердце» (1976) Загребельный малокультурное выражение «в свинячий голос» разъяснил: слишком поздно прийти, прийти к шапочному разбору. В продолжении «Сердца», романе «Изгнание из рая» (1984) автор милых его сердцу литературоведов подразделил на два типа. Два критика – два петушка горох молотили. Один – Подчеревный. Может, еще от пророка Ионы из чрева китового. В вечном сомнении, желании все пощупать, проникнуть в подтекст, подсознание, подчревие. Другой – Слимаченко-Эспараго. Вечный антагонист Подчеревного. В «Изгнании…» повествуется и о Хуторянском Классике Весеннецветном. «Он в столице книгодурствует лукаво. Изредка примчится на малую родину, падет на землю, восклицая: «Земелька родная! Приникаю к тебе грудью и коленами! Когда-то бегал тут ножками маленькими, как козьи копытца. А теперь что? Люди добрые, что теперь?… О хутора, кто выпьет сон и грусть вашу давнюю?»

Сию тему на свою голову продолжил Коротич. Виталий Алексеевич неосторожно пошутил, что советский украинский писатель начало жизни посвящает исходу из села и пробиванию в столицу, а оставшиеся годы отдает самоотверженному воспеванию родной стороны. Загребельному и Коротичу такое не забудут.

Не мафия, – обращаюсь к многоуважаемому блоггеру Мирославе. Не классики Весеннецветные. Сам автор «Изгнания из ада» самокритично признал, что Хуторянский Классик – это его второе «я», alter ego. И обратился к Гете: «Чего вы всполошились, дураки?! / Про вас / Не написал я ни строки! /Я, может, / вспоминал про вас / Не раз. Но писано все это/ Не про вас!»