Святослав Рыбас - Громыко. Война, мир и дипломатия

По инициативе Андропова полковник Вячеслав Кеворков организовал следующую комбинацию: советский журналист Валерий Леднев через своего западногерманского коллегу Хайнца Лате, аккредитованного в СССР, вышел на статс-секретаря ведомства канцлера Эгона Бара и довел до него, что советское руководство заинтересовано в создании прямого канала связи с Брандтом. Вскоре Андропов доложил Брежневу о согласии Брандта установить прямой канал связи с условием, чтобы он не использовался для «забивания клиньев» между ФРГ и США.

Услышав об этом условии, Брежнев засмеялся: «Юра, это он нас с Громыко спутал! У Андрея, как дипломата, задача разделять союзников…» {268} 268 Кеворков В.Е. Указ. соч. М., 1997. С. 54.

Операция началась. Побывав в МИД, посланец Андропова узнал от заведующего 3-м Европейским отделом Фалина не слишком обнадеживающую информацию: «Сейчас у нас, в МИД, Германия не в моде. Министр смотрит, как вы знаете, на мир сквозь звездно-полосатый американский флаг. Немцы для него — приблизительно то же, что и одно из центральноафриканских племен по степени своей роли в мировой политике. Идеи, головы, деньги — все у нас направлено на США» {269} 269 Там же. С. 57. .

В конце января 1970 года на заседании Политбюро Громыко заявил, что ему мешают проводить согласованный с руководством страны внешнеполитический курс, и попросил Брежнева убрать с пути всех людей Андропова, неспособных понять, «что ключи от Германии лежат в Вашингтоне».

Министр догадывался, что осторожный и дальновидный Андропов не станет заниматься «тайным каналом» без ведома генерального секретаря, но и промолчать не счел нужным. Он не забыл, что во время Карибского кризиса тоже действовал «тайный канал» через Г Большакова (ГРУ) и Р. Кеннеди, и тот опыт нельзя было признать удачным, так как разведчик слабо ориентировался в дипломатических тонкостях отношений с Соединенными Штатами. Донесения Большакова шли прямо в ГРУ, минуя МИД, а оттуда — в Кремль, запутывая советское руководство. Поэтому Громыко не случайно потом поручил Добрынину переключить на себя связи Большакова.

Понятно, что министр не принял идеи Андропова.

«— Ты напрасно кипятишься, Андрей Андреевич, — по-отечески начал Брежнев. — Сейчас не то время, чтобы делить сферы влияния. Нам необходимо не противоборство, а сотрудничество. Поэтому сейчас было бы для всех лучше, чтобы вы с Андроповым обсудили все накопившиеся проблемы между собой и нашли, наконец, где все-таки лежат ключи от Германии» {270} 270 Там же. С. 58. .

Другими словами, генеральный секретарь велел им найти взаимопонимание.

Андропов послал к Громыко Кеворкова, чтобы тот объяснил идею тайного канала. Министр встретил посланца холодно и даже прочитал ему нотацию: «Если я вас верно понял, вы хотите втянуть меня в тайный, я подчеркиваю, тайный — сговор с немецким руководством, при полном попустительстве которого в Германии возрождается неонацизм, преследуются прогрессивные партии, в первую очередь коммунистическая, и провозглашается идея объединения Германии за счет ГДР, как основная цель государственной политики, вы предлагаете мне вступить в тайный сговор с теми, кто уничтожил у нас двадцать миллионов людей! А вы не подумали, что скажут на это вдовы погибших?» {271} 271 Там же. С. 62.

По-видимому, это была непроизнесенная им речь на том заседании Политбюро. Но хитроумный чекист сообразил сослаться на одобрительный отзыв Брандта о Громыко и тем самым смягчил сердитого министра. Дальше Громыко разговаривал уже спокойно, а потом, когда Кеворков ушел, позвонил Андропову, и их размолвка была исчерпана.

Таким образом, тонкая игра Андропова, сумевшего сделать Брежнева своим сторонником в германском вопросе, открыла ему двери неприступного МИД. Председателю КГБ и министру пришлось стать союзниками. Кеворков же получил прямой доступ к Громыко, отныне не упускавшего из внимания функционирование канала.

«В течение десяти последующих лет, как минимум, дважды в месяц, а порой и чаще он приглашал меня для обсуждения последних новостей из Германии. Будучи больным, он несколько раз звал меня на дачу, и тогда эти обсуждения проходили на уютной веранде его загородного дома. По складу характера Громыко был чрезвычайно замкнутым во всем, что касалось его личной жизни, а потому, как объяснили мне его приближенные, приглашение на обед к нему домой являлось редким исключением. Порой мне казалось, что это была попытка сгладить впечатление от того непозволительного фарса, который он разыграл передо мной в первую нашу встречу» {272} 272 Там же. С. 64. .

Правда, манера Андрея Андреевича вести переговоры вызывала оторопь у привыкшего к другим приемам андроповского посланца. «К встрече с Громыко, как к смерти, живого человека подготовить нельзя», — счел возможным он пошутить.

Но как бы там ни было, конфиденциальные переговоры с Баром начались. Брежнев, Андропов, Громыко, каждый по-своему, выступали как миротворцы.

Но вот вопрос; был ли Громыко так уж однозначно ретрограден в споре с Андроповым?

Фалин и Кеворков, не сомневаясь, утверждали: да, был ретрограден, и только подключение Брежнева вынудило его принять андроповский план.

Впрочем, как свидетельствовал Александров-Агентов, «Брежнев побаивался напористости Громыко». А Черняев (из конкурирующего с МИД Международного отдела ЦК) прямо писал: «Громыко, друг Брежнева и нахал», «Громыко после Гречко самый близкий к Генеральному человек. Между ними полная доверительность» {273} 273 Черняев А. Указ. соч. С. 188. .

Более глубокое проникновение в проблему позволяет усомниться в бесспорности такой оценки. Вернемся в 1963 год, когда Бар, выступая в Евангелической академии в Баварии, изложил свой план действий на ближайшее будущее. Главная мысль плана заключалась в том, что необходимо переходить в отношениях с советским блоком от конфронтации к сотрудничеству. Итогом такого сотрудничества явятся новые духовные и материальные запросы населения в странах Варшавского договора, и эти запросы власти не смогут удовлетворить. В результате нарастающего внутреннего давления коммунистические режимы будут вынуждены начать демонтаж своих социально-политических систем.

Возможно, читатели, знающие, как потом развивались события, посчитают программу Бара фантастикой, сочиненной задним числом? Однако программа была реальной. Она к тому же сочеталась с политикой Москвы на мирное сосуществование и мирное состязание двух систем.

Бывший посол СССР в ФРГ и бывший заместитель министра иностранных дел Юлий Квицинский писал: «Надо сегодня признать, что он далеко смотрел. Опасность его замысла тогда мало кто понял. Что за чушь, говорили у нас, КПСС будет сама демонтировать свою власть? Да не будет этого никогда в жизни. К тому же замыслы Бара в штыки встретили тогда ХДС и все окружение Аденауэра.