Святослав Рыбас - Громыко. Война, мир и дипломатия

Но именно в это время в их среде исподволь начало формироваться ядро кадров будущей перестройки» {366} 366 Черняев А.С. Указ. соч. С. 80-81. .

Однако если поглядеть на западный мир, то там тоже происходило что-то необычайное. Экономический и политический кризис 70-х годов с его молодежными революциями, когда казалось, что еще немного и наступит социализм, привел к тамошней «перестройке», которая должна была предотвратить сплочение рабочего класса с интеллигенцией и студенчеством: были сделаны огромные уступки профсоюзам, был стимулирован спрос — повышались зарплаты и социальные пособия, сильно снизилась оплата высшего образования, стала развиваться ипотека и началось массовое строительство жилья. Как отмечал профессор социологии Северо-Западного университета (США, Чикаго) Георгий Дерлугьян, «революция 1968 года была первой не по Карлу Марксу, а по Максу Веберу: у нее не было ясного политического посыла, она была направлена против фигуры начальника, вождя и босса, против бюрократии как таковой — и капиталистической, и социалистической» {367} 367 Лейбин В., Хестанов Р. Страх рождает светлое будущее // Русский репортер. 2009. 23—30 апреля. № 15. .

Вслед за этим стала меняться социальная структура западного общества, в профсоюзы, коммунистические и социалистические партии влились массы молодых интеллигентов, революционность как таковая сменилась борьбой за права личности, то есть ушла в частности.

Этот процесс не мог не отразиться и на Советском Союзе, прежде всего на той небольшой, но очень влиятельной части интеллигенции, которая была связана с Западом; затем — через «еврокоммунизм» западных коммунистических партий — и на часть политической верхушки, а дальше, через новые стандарты культуры — и на студенческую молодежь. Можно сказать, эпоха вальса и танго была смещена «ливерпульской четверкой», ставшей символом мировых перемен.

Вспомним Шекспира («Гамлет, принц датский»):

В данном случае «кончина короля» — это конец эпохи модерна, последним героем которого был Сталин {368} 368 Подробнее об этом: Рыбас С. Ю., Рыбас Е.С. Сталин. Судьба и стратегия. М., 2007. .

Понимал ли суть изменений Станислав Куняев или он как поэт просто уловил раскол в глубине советского общества, но факт был неоспорим: гранитная основа треснула. Не случайно именно тогда в СССР был напечатан ранее непубликуемый роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», в котором главным сюжетообразующим действием было появление в Москве дьявола.

Кстати сказать, Громыко, прекрасно знавшему мировую классику, роман не понравился.

Почему не понравился — легко понять.

Сменивший Форда президент Джеймс Картер намеревался продолжить переговоры с Москвой, правда, как он заметил, он «не может быть связан предыдущими переговорами».

Киссинджер ушел в отставку. Государственным секретарем стал Сайрус Вэнс, а помощником президента по национальной безопасности, курирующим все спецслужбы, — Збигнев Бжезинский. Первый склонялся к приоритету взаимного сотрудничества с Советским Союзом, второй — к глобальной борьбе.

Одно из первых писем Картера, однако, сразу определило его видение взаимоотношений: отнюдь не в рамках Владивостокских договоренностей.

В частности, он предлагал оставить за рамками Договора ОСВ-2 для последующих переговоров крылатые ракеты большой дальности, «то есть, по сути дела, США хотели развязать себе руки для гонки стратегических вооружений на новом направлении, где, как и в большинстве других случаев, они были в то время впереди СССР» {369} 369 Корниенко Г.М. Указ. соч. . Кроме того, Картер претендовал на публичное обсуждение вопроса о правах человека в СССР, что неизбежно повысило бы уровень враждебности в американских СМИ. К тому же президент направил открытое письмо А.Д. Сахарову, знаменитому советскому физику, открыто критикующему советскую власть с правозащитных позиций.

Брежнев, который считал договоренности с Фордом высшим достижением своей дипломатии, был оскорблен. Выходило, что предыдущие пять лет напряженных переговоров, которые сопровождались горячими спорами в Кремле, прошли впустую. Его ответ носил твердый и даже острый характер: «Мы не хотели бы, чтобы испытывалось наше терпение в ведении любых дел международной политики, в том числе и в вопросах советско-американских отношений. Так вести дела с СССР нельзя… Я не подбирал округлых формулировок, хотя, быть может, они были бы и приятнее. Речь идет о вещах слишком серьезных, чтобы оставлять место для каких-то двусмысленностей и недоговоренности» {370} 370 Добрынин А.Ф. Указ. соч. С. 388. .

В тексте письма виден стиль Громыко.

К тому же если вспомнить разногласия в Политбюро накануне Владивостока, то «зигзаги» американцев явно ослабляли брежневскую группу.

Вэнс прилетел в Москву, и Брежнев добавил: если хотите вновь обсуждать уже решенные вопросы, тогда мы тоже вернемся к вопросам американских ракет передового базирования в Европе и ядерного оружия у Франции и Британии.

Картер, как пишет Добрынин, был «обижен и разгневан». Дальнейшие переговоры шли трудно, словно спотыкаясь на каждом шагу.

Вашингтон периодически предпринимал попытки увязывать проблемы согласования уровней вооружений с действиями Советского Союза в Анголе, Эфиопии, Южном Йемене и т. д. Как вспоминал Вэнс, «некоторые политические советники президента под предлогом необходимости обезопасить его от критики справа рекомендовали, чтобы мы сознательно тормозили переговоры и ужесточали наши позиции…».

Явный намек на Бжезинского.

Тем не менее в конце сентября 1977 года прошли переговоры Громыко с Картером и Вэнсом, во время которых президент уступил аргументации советского министра и снял предложение о сокращении советских тяжелых ракет. Также было решено продлить действие соглашения ОСВ-1, срок которого истекал 3 октября.

Картер не мог обойти молчанием «права человека» и натолкнулся на непреклонность Громыко: это внутренняя проблема СССР. Тогда президент заговорил об арестованном диссиденте Анатолии Щаранском.

«— Кто такой Щаранский? — невозмутимо спросил Громыко. — И почему мы должны обсуждать его на высшем уровне?

Картер даже несколько растерялся.