Святослав Рыбас - Громыко. Война, мир и дипломатия

Эти записи были «открыты» Фалиным в неразобранном архиве только после 1959 года, что уже не могло исправить сложившуюся ситуацию. Узнав об этом, Громыко был поражен. Все признаки бескультурья и непрофессионализма, от которых часто страдало государство после революционной смены правящей элиты в 1917 году, были налицо.

Тем не менее напор Москвы в конце концов привел к небольшим подвижкам: весной 1959 года с премьер-министром Англии Г. Макмилланом в Москве было решено, что необходимы срочные переговоры по германскому мирному договору и берлинскому вопросу.

Летом 1959 года в Женеве состоялось совещание министров иностранных дел четырех держав с участием министра иностранных дел ГДР и министра (позже спецпредставителя) ФРГ.

Правда, западные чиновники никак не хотели признавать ГДР независимым государством и называли ее «советской оккупационной зоной», в очередной раз демонстрируя юридическую шаткость советских позиций в Европе.

И все же после Женевы дело чуть продвинулось: не всем было удобно жить между двумя военно-политическими жерновами.

Далее западноберлинский конфликт стал более спокойным. В день закрытия Женевской конференции Москва резко притормозила — ультиматум фактически отозван; до тех пор, пока идут переговоры, статус города не изменится.

В июле 1959 года Хрущев пригласил президента Эйзенхауэра в Москву, надеясь, что с фронтовиком он сумеет договориться. Кроме того, в Москве состоялась американская выставка, на открытии которой присутствовал вице-президент Р. Никсон. А в сентябре Хрущев направился в Вашингтон.

«В ходе длительных бесед, проходивших, как свидетельствуют присутствовавшие, в весьма дружественном духе, Эйзенхауэр признал, что положение в Западном Берлине ненормальное, надо искать скорейший выход, тем более, что быстрое воссоединение Германии маловероятно» {199} 199 Александров-Агентов А.М. Указ. соч. С. 105. 254 .

Далее Хрущев закрепил успех во время официального визита во Францию в марте 1960 года, когда французский президент де Голль высказался за нерушимость послевоенных границ Германии и заявил, что между СССР и Францией нет непреодолимых противоречий по германскому вопросу

По-видимому, оставался последний шаг, который следовало сделать в мае того же года на встрече в Париже всех четырех руководителей. И этот шаг был сделан, но только в другую сторону!

Перед той конференцией в верхах произошло событие, продемонстрировавшее советскую военно-техническую мощь, — 1 мая в районе Свердловска (ныне Екатеринбург) ракетой «земля — воздух» был сбит американский разведывательный самолет, летевший на высоте свыше 20 тысяч метров, ранее недостижимой для советских ПВО. Хрущев был в восторге.

Наверное, было бы лучше, чтобы советская ракета промахнулась, тогда бы Парижская встреча закончилась бы иначе.

В столицу Франции советская делегация прибыла в приподнятом настроении, предчувствуя дипломатический успех. Вместе с Хрущевым были Громыко, министр обороны маршал Родион Малиновский, много советников и экспертов, в том числе А. Александров-Агентов, будущий помощник Брежнева по международным делам.

И что же? Вместо лаврового венка миротворца Хрущев вдруг поднял кулак. Неожиданно он потребовал от Эйзенхауэра извинений. Несмотря на то что президент США при поддержке де Голля и Макмиллана предлагал отделить вопрос с разведывательным полетом от самой темы конференции, Никита Сергеевич требовал извинений и наказания виновных. Напрасно де Голль и Макмиллан поочередно посещали американца и русского и уговаривали начать работу, Хрущев не уступил.

Конференция была сорвана.

Громыко переживал едва ли не больше всех. Позже он скажет: «Жаждой прослыть первым дипломатом Хрущев деформировал развитие, сорвав Женевскую конференцию».

Александров-Агентов по этому поводу добавил: «Тринадцатью годами позже описываемых событий, в период переговоров американцев с Брежневым по Ближнему Востоку, у меня был в Кремле короткий разговор с Киссинджером, во время которого мы вспомнили майские события 1960 года в Париже. Киссинджер тогда сказал: “А знаете ли вы, что все, чего вы добились своими соглашениями с ФРГ и Западом в 1970— 1971 годах (признание ГДР, признание послевоенных немецких границ, берлинское урегулирование. — А.А.), вы могли иметь десятью годами ранее — в 1960 году. Я читал директивы, утвержденные для нашей делегации в Париж, и там предусматривалась возможность подобных наших уступок по всем этим вопросам” {200} 200 Александров-Агентов А.М. Указ. соч. С. 107. .

Этот случай показал не меньше, чем забытый документ по Западному Берлину, изъяны советской дипломатии, — начиная со Сталина и кончая последним лидером Горбачевым, вся политика, внешняя и внутренняя, сосредоточивалась в руках одного человека, которого никто не мог поправить в случае ошибки. И если Сталина, в силу его железной натуры, было трудно провести на различных хитростях, которыми полна дипломатическая практика, то другие часто заглатывали приманку.

Перед отлетом из Парижа Хрущев собрал большую пресс-конференцию и перед сотнями западных журналистов разразился эмоциональной антиамериканской речью. Услышав неодобрительное гудение, выкрики и свист, он взорвался: «Хочу сразу ответить тем, кто здесь “укает”. Меня информировали, что канцлер Аденауэр прислал агентов, не добитых под Сталинградом. Они шли тогда с уканьем. А мы им так укнули, что на три метра в землю вогнали. Так что вы укайте, да оглядывайтесь» {201} 201 Ежов В. Указ. соч. 249. .

Аденауэр так прокомментировал выходку Хрущева: «Нам здорово повезло. Хрущев совершил большую ошибку. Он мог многого добиться от Эйзенхауэра» {202} 202 Там же. *.

В общем, ничего, кроме эмоциональной разрядки, Хрущев не добился. Стоило ли ради этого огород городить?

Выпалив про «уканье», Хрущев, довольный, повернулся к Громыко и Малиновскому и удовлетворенно произнес: «Люблю воевать с врагами рабочего класса!» Он посчитал себя победителем и ждал от западных руководителей признания своей мощи.

После этого контакты между США и СССР были фактически заморожены. Они возобновились только с приходом в Белый дом нового президента Джона Кеннеди.

3—4 июня 1961 года Хрущев и Кеннеди встретились в Вене. Президент признался, что именно он отдавал приказ о вторжении на Кубу в заливе Кочинос, закончившемся провалом. Но он не сказал, что готовится новая операция против Кубы под кодовым названием «Мангуст».