Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 2

— Я думаю, что советское руководство не желает «полной победы», особенно, путем новой мировой войны. Я уверен, что Андропов понимает: СССР проиграет такую войну, что будет означать не только политическую и физическую смерть всей военно-партийной элиты СССР, но и полный крах социализма в мировом масштабе. Оттягивая неминуемый конец, советские вожди паразитируют на западных кредитах, шантажируют торговых партнеров, эксплуатируют страны, попавшие в сферу советского «неоколониализма», очевидно надеясь, что «на наш век хватит, а там — хоть потоп!»

Правильно отметил ваш комментатор Томас Шуман, цитируя древнего китайского философа: «Воевать на поле боя — самый глупый и непродуктивный метод осуществления государственной политики. Самым высоким искусством ведения войны является ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ДИВЕРСИЯ, т. е. — разрушение моральных устоев и дестабилизация противника до такой степени, когда его уже можно поработить без единого выстрела…» Именно этим и занимаются кремлевские лидеры!

— Но возможен ли мирный выход из нынешнего противостояния СССР и Запада?

— Думаю, что катастрофы и потрясения еще предстоят. Централизованное планирование и единовластие социализма при активной поддержке западного монополизма не уйдет с мировой сцены без боя. Ликвидация плана и децентрализация управления экономики, как хорошо понимал Андропов, равносильны уничтожению социализма и краху надежды на «новый мировой порядок», к которому стремятся и западные монополии.

Поэтому не случайно в последней речи Андропова на пленуме ЦК, наряду с разглагольствованием о «децентрализации» и «самоуправлении», имеется существенная оговорка: «в интересах сохранения и укрепления ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО народного хозяйства…» Расползание этого «централизма» по лицу планеты несомненно приведет к гигантским человеческим жертвам и колоссальному разбазариванию людских и природных ресурсов.

— А существует ли, по-вашему, опасность «социализации» стран Запада?

— До тех пор, пока не уничтожен свободный рынок, пока не ликвидирована экономическая независимость каждого отдельного члена общества — победа социализма невозможна. Конечно, даже в Америке имеются свои потенциальные «Сталины» и яростные сторонники социализма. Дорвись они до власти, — еще неизвестно, не перещеголяют ли они советских тиранов в деле уничтожения своего же населения и порабощения всех трудящихся.

И пока каждый рядовой американец упорно отстаивает своё право на ИНДИВИДУАЛЬНОЕ творчество и сохранение естественных связей экономической взаимозависимости, у этих притаившихся «Сталиных» нет и не будет экономической базы для установления своей власти. Расширение экономических полномочий государства, установление монопольной власти профсоюзов и неограниченный рост «межнациональных» финансово-промышленных гигантов — всё это объективные предпосылки социализации общества.

— Но вот, вопреки этому, в СССР, как вы же говорите, наблюдается обратный процесс — развал социализма. И что, по-вашему, бы случилось, если бы Москва и Вашингтон, поменялись бы, так сказать, местами?

— Любая бюрократическая власть ведет себя одинаково, стремясь, в первую очередь, к самосохранению и усилению. Но окажись Москва на вершине власти нынешней Америки, она ничего не могла бы сделать. Её политическое бессилие было бы гарантировано именно экономической независимостью большинства населения.

А вот вашингтонские бюрократы могли бы без большого труда освоить принципы социалистического планирования и неплохо вписались бы в социалистическую систему единовластия. Какая из двух противоположных тенденций победит? Я думаю, что победит здравый смысл человека, стремящегося к экономической и духовной свободе при любом строе.

— Как конкретно вы себе представляете возможный переход от советского социализма к обществу, основанному на здравом смысле, творческой инициативе и экономической независимости граждан?

Отвечая на этот вопрос, ставший последним в нашей беседе, Федосеев сослался на свою, только что вышедшую, книгу «О новой России — альтернатива», главу из которой он предложил для публикации в «Панораме». Сегодня, отсылая читателя к этой книге, добавлю: многое ситуационно совпадает в нынешней России с предположениями Федосеева, сделанными почти четверть века назад. А многое и нет… — пока, во всяком случае.

Июнь 1984 г.

Более неожиданных встреч, чем эта, у меня не случалось. К исходу дня, когда вроде бы улеглась рутинная суета, и последние посетители покидали тесную приемную, когда сотрудников в редакции почти не оставалось… да, это было где-то часу в шестом, позвонил Лева Альбурт.

— Как дела… как погода? — почти механически спросил я его, косясь на солидную стопу рукописей и писем, которые надо бы было сегодня, если не прочесть, то хотя бы просмотреть. Говоря честно, я не ожидал услышать чего-либо нового — мы с Альбуртом говорили дней за пять до этого.

— Дела ничего. А погода у нас одинаковая.

— Как это? — не понял я, полагая достаточно очевидной разницу между нашей осенью, калифорнийской, и нью-йоркской.

— Да так. Я в Лос-Анджелесе, в отеле — от тебя недалеко. Прилетел вчера, завтра улетаю. Если вечером не занят — приходи, поужинаем.

— Не занят. Приду, — коротко отозвался я, и через пару часов мы уже сидели за столиком в нарочито уютном полумраке ресторана при отеле, название которого легко ассоциируется с созданным Голливудом образом успеха и высшей степени благополучия, достижимых в этом мире: «Беверли Хиллз».

— У тебя что, блицтурнир? — спросил я Альбурта, подразумевая кратковременность его визита.

— Да нет, деловые переговоры. Я здесь с Каспаровым. Он в этом же отеле. Дай-кая ему позвоню: может, он отошел уже от дороги (разница во времени… мечтал сегодня выспаться) — отужинаем вместе.

Так вот случилось, что часть этого вечера и несколько часов на следующий день — вплоть до их отлета — я провел с двумя шахматными чемпионами, США и мира — Левой Альбуртом и Гарри Каспаровым. В вечер, с описания которого я начал эти заметки, Гарик действительно выглядел уставшим, инициативы в общей беседе не проявлял, но охотно включался в нее, когда что-то его всерьез задевало.

Признаюсь, я несколько злоупотребил тогда неожиданной возможностью близкого общения с Каспаровым: буквально за неделю до этого в журнале «Плейбой» — который в СССР почему-то принято считать полупорнографическим, но от чести быть проинтервьюированным которым не уклоняются виднейшие политические деятели — так вот, в нем, в этом журнале, появилось многостраничное интервью с чемпионом мира.