Ольга Кучкина - Смертельная любовь

Отношения с Йоко превратились в отношения любви-ненависти. Типичная сцена в баре, куда он зашел выпить, а она явилась за ним: его крики, его оскорбления, ее унижение, когда все присутствовавшие повернули в ее сторону «свою коллективную голову». Когда он переступил порог дома в семь тридцать утра, она не произнесла ни слова. «Я в депрессии, когда пьян, я в такой депрессии!.. И самое ужасное, что она дает мне все это делать. Мы не боремся. Мы в состоянии холодной войны».

Он бунтовал против ее власти, к которой привык.

Сын вызывал у него то приливы нежности, то ледяное недоумение. Лишенный того количества любви и внимания, которые дарила ему Йоко прежде, Джон сам был словно ребенок. И словно ребенок, пытался вернуть любовь алогичными поступками – со взрослыми это случается чаще, чем принято думать. И только усугублял положение.

Для публики было придумано наименование «Безмолвие любви» и описывалось в книгах, сочиненных под надзором или по заказу Йоко, с придыханием, в стиле заявленной ими романтической «Баллады о Джоне и Йоко».

Будет снег, сказала пожилая туземка, сидевшая у окна в поезде, указывая пальцем на узкую розовую полоску между землей и темно-серым массивом неба. Что вы хотите, декабрь, откликнулась я. Пару дней назад на столбике термометра было 50. По Фаренгейту. Но это все-таки 17, если по Цельсию. Плюс.

До Чикаго доехали без снега. В Чикаго закрутила поземка. На ланч в кафе вошли еще при ветре, вышли – при метели. В сторону Мичигана неслись сквозь белую пургу. Засыпанная снегом Индиана выглядела через стекло почти как засыпанная снегом снулая русская деревня. Лишь индустрия в двух шагах да домики, если приглядеться, получше. Начался невысокий редкий лес – чистая Прибалтика. Невольно скрепляешь себя с незнакомой местностью через образ знакомой. Снег сыплет и сыплет. Поезд остановился. Голос по радио объявляет, что мы встали, потому что ждем встречного, чтобы разминуться. А когда приближались к Чикаго, появился мусорщик с большим пластиковым мешком на колесах: «Ваш мусор, мэм и мистерс!» Это – чужое, не наше, такого в нашей местности нет.

Сегодня 8 декабря. Сегодня, в это время (2 p.m. местного времени) в Нью-Йорке убили Джона Леннона.

Джон знал о себе, что он – тип борца за выживание, а не самоубийцы. «Как и любой выходец из рабочего класса, – говорил он, – я всегда интересовался тем, что происходит в России и Китае, и всем, что относится к рабочему классу, даже когда играл в капиталистические игры». И еще: «Нет реального коммунизма в мире – вы должны осознать, что и в России его нет. Это – фашистское государство. Социализм, о котором я говорю, – это британский социализм, а не то, что может дать Россия».

На вопрос, не буддист ли он, отвечал, что он дзен-марксист.

Меж тем, «капиталистические игры» приносили «дзен-марксисту» и его жене 10—12 миллионов годового дохода. У Йоко Оно не получилось стать музыкантом, равным по силе Джону Леннону. Копродукция Йоко и Джона не находила того спроса, что копродукция Веаtles. А когда муж и вовсе замолчал, жена удалилась в коммерцию, взяв на себя всю деловую часть их совместного проживания. Это получилось. Йоко Оно стала вкладывать средства в недвижимость, купив 5 домов, 5 ферм, 1600 акров пастбищ, а также 250 «хольштейнов» (специальная порода коров). Когда в 1980 году она продала одну-единственную корову за неслыханную цену – 265 тысяч долларов! – у нее оставалось еще 249 коров. Несколько сот долларов в год они жертвовали группам, борющимся за мир и за женские права. Цифры несопоставимы.

Превращение Джона Леннона из протестанта и нон-конформиста в удачливого буржуа многими было воспринято с обидой и горечью. В октябре 1980 года в журнале «Еsquire» появилась статья, автор которой Лоуренс Шейнс писал, что Леннон когда-то был «совестью поколения», а теперь это 40-летний бизнесмен «с адвокатами, которые помогают ему проскользнуть в налоговые дыры». Описывались его миллионы, его поместья, его пруды для купанья, его яхта.

Статья попала на глаза человеку, о котором в одном из номеров «Newsweek», посвященном Веаtles, я прочла у Пола Маккартни: «Мы договорились никогда не называть его имени».

Миру оно известно: Марк Чепмэн. Параноик, сидевший на наркотиках, фан Джона Леннона, которому Джон седьмого декабря подписал свой последний альбом «Double Fantasy» – свидетельство вернувшегося дара.

Счастливый, вдохновенный, Джон Леннон свидетельствовал: «Я чувствую себя возрожденным и свежим и я собираюсь вернуться к своим истокам».

Марку Чепмэну было 25. Однажды он пытался совершить самоубийство. За год до трагедии женился на японке Глории Абе, чтобы и в этом быть похожим на Джона. Так же, как Йоко, Глория Абе была старше мужа (на 4 года). И он подписывался: Джон Леннон. Прочтя о своем кумире в журнале «Еsquire», он сделал страшное открытие: Джон – «фальшивка». Идентификация с кумиром сыграла злую роль: он услышал голоса, повелевшие ему убить Джона.

Думая о метафизическом смысле убийства Леннона, я вспоминаю его давнее заявление на телевидении о том, что Веаtles популярнее Христа. Фраза вызвала обвал негодования. Особенно в среде ку-клукс-клановцев. Эта организация белых националистов и реакционеров ныне забыта. В свое время она принесла много горя и слез людям. Оттого, что именно Ку-Клукс-Клан инициировал сожжение чучел Веаtles, битье их пластинок, уничтожение автобиографической книги Леннона, передовая общественность взяла его сторону. Тем не менее ему пришлось принести публичные извинения за сказанное.

Сравнение Христа и идола – в любой форме – не одному Леннону приходило на ум.

Обычно это – противопоставление. У Леннона получилось – святотатство.

Джон Леннон многому научился за 40 лет. Он узнал, что «легче кричать “Революция” или “Власть народу”, чем взглянуть на себя и постараться найти, что у тебя внутри настоящее, а что нет».

«Я привык думать, что мир что-то должен мне и обязан делать что-то для меня, все эти консерваторы, или социалисты, или фашисты, или коммунисты, или христиане, или евреи; это то, что думаешь, будучи сопливым подростком-музыкантом. Мне 40. И я больше так не думаю».

Он узнал, что «все, в чем мы нуждаемся, это любовь».

Он был честен с собой и с другими. Просто он был разный и, как все (или многие), шел от поверхностного понимания вещей к глубинному.

Замолил ли он свое святотатство?

Йоко обожала говорить по телефону ночами. Вероятно, по той же причине, по какой ей хотелось сидеть в мешке с дырами: видеть всех, самой оставаясь невидимой. Она по-прежнему, а может, еще больше, желала быть всевластной, дергая за ниточки разные фигурки как марионеток. Еще до появления Джона Йоко эпатировала публику акциями – так она их называла. Участникам одной такой акции она предложила подходить к ней и отрезать по кусочку от ее платья, пока она не останется голой. Позже написала: «Люди отрезали куски, которые им не нравились во мне, пока не остался только камень, который был во мне, но все-таки они не были удовлетворены и хотели узнать, что внутри, на что похож этот камень».