Сборник статей - Личности в истории. Россия

«В общей пользе я собственную чаю»

Но при этом огромном потоке книжной, сочинительской, переводческой работы, «исследуя всех вещей действа и причины», кабинетным ученым Кантемир не стал. И не только потому, что время такое было.

Он безгранично любил Россию. И для нее часто жертвовал своими личными интересами. По условию, заключенному между его отцом и Петром Великим, владетельные права над Молдавией должны были опять перейти к роду Кантемиров, как только Россия отвоюет ее у Турции. То есть права князя на молдавский престол были бесспорны. Тем не менее Антиох с жаром действовал в пользу мирных отношений с Турцией, когда этого требовали интересы России: он был русским гражданином гораздо больше, чем молдавским господарем.

Верхом его честолюбия было желание стать президентом русской Академии наук и на этом посту – тогда единственном значительном учебно-административном поприще – содействовать успехам просвещения в России. А когда ему, оказав честь, предложили быть воспитателем малолетнего Ивана VI, он не уклонился от такой трудной обязанности – «гробницы своей свободы», как он сам выразился, – но почувствовал облегчение, когда этот план расстроился… Словом, его ничем нельзя было соблазнить, никакие почести его не прельщали: рано осознав свое прямое назначение служить отечеству словом, он ни на шаг не отступал от него, а из занятий предпочитал те, которые, как он думал, наиболее с этим назначением мирились.

Умирая, его отец доверил исполнение своего завещания Петру I, но душеприказчиком оказался князь Голицын, чья дочь вышла за брата нашего героя – Константина Кантемира. А тот был человеком не столь нравственным, и Антиох из богатого человека, владельца состояния в 10 тысяч душ, превратился в бедного офицера, живущего исключительно на свое офицерское жалованье. Но это событие не отразилось ни на образе мыслей, ни на чувствах Кантемира. Он, несомненно, переживал, но, скорее, оттого, что вместе с ним пострадали и его любимая сестра Мария и братья Матвей и Сергей. Несправедливость не столько озлобила, сколько опечалила Антиоха, и прежде всего потому, что недостаток денег лишил его возможности осуществить свою мечту – отправиться, согласно воле отца, «в знатные городы и иные христианские страны» для завершения образования.

В 1730 году, при вступлении на престол Анны Иоанновны, Кантемир принял деятельное участие в борьбе против «верховников» (членов Верховного тайного совета), пытавшихся ограничить самодержавие. Фактически он стал одним из тех, кто возвел Анну Иоанновну на престол, но за свое участие не получил никакого вознаграждения – в отличие от остальных участников этого дела и тех, кто только постоял рядом, но умел свой куш получить.

Так же спокойно отнесся Антиох и к перспективе выгодной женитьбы на богатейшей невесте России и дочери влиятельнейшего князя Черкасского. И красавица Варвара через некоторое время стала женой графа Шереметева.

В 1732 году мечта его выехать за границу наконец осуществилась, но, увы, совсем при других условиях: его, 24-летнего молодого человека, назначили российским посланником в Лондоне. Это больше походило на почетную ссылку, на отлучение от двора, от русских дел – видимо, он много кому успел насолить своими сатирами, да и без всесильного Голицына, оберегавшего наследство зятя, здесь не обошлось.

Человек честный и прямой, Кантемир не очень-то подходил для дипломатической службы, полной интриг, ухищрений, козней. Да и роль представителя России на Западе была в то время не очень завидной: наша страна только начинала вступать в ряды великих держав, и к ней относились свысока, иногда явно пренебрежительно как к стране варварской, внушавшей к себе почтение разве что грубой силой. Русским монархам то и дело отказывали в императорском титуле. Россия проявляла большую щепетильность в этом вопросе, но не давала своим представителям достаточно средств, чтобы они могли с достоинством поддерживать ее престиж. Скажем, Кантемир получал в Лондоне три тысячи рублей, в Париже после долгих усилий ему удалось довести свое жалованье до 15 тысяч, между тем посол маленькой Сардинии получал 24 тысячи и содержал дом, убранство которого стоило 100 тысяч. Кантемир угощал своих знатных гостей на оловянной посуде и писал в Петербург о крайней неловкости такого положения, а ему отвечали подозрениями в его честности. Все двенадцать лет его дипломатической службы он вынужден был постоянно просить то о прибавке жалованья, то о высылке сумм, недосланных за целые месяцы и даже годы. Сам он имел со своих поместий доход небольшой, но даже эту незначительную сумму редко получал, потому что она расходовалась на братьев или вовсе не взыскивалась с крестьян – Кантемир их очень жалел и щадил… Короче говоря, материальное положение этого блестящего российского посланника в Европе было весьма затруднительным.

К счастью, уважение, которое все питали к Кантемиру как к человеку высокообразованному и высоконравственному, оказало большую услугу и стране, представителем которой он был. В Лондоне и Париже он сумел окружить себя людьми очень достойными. Друзьями его были литераторы, ученые, общественные деятели, пользовавшиеся почетом в своей стране и за границей. Он познакомился с Монтескьё и Вольтером, стал их первым переводчиком на русский язык. Он оказался в самом центре европейской жизни и там нашел понимание. Да иначе и быть не могло, потому что сам Кантемир ставил выше всего интересы духа: науку, литературу, искусство, – и удовольствие ему доставляло только общество людей, настроенных точно так же. По личной инициативе он поддерживал переписку с Петербургской Академией наук и закупал для нее приборы и научную литературу. Он продолжал изучать английский язык и собрал библиотеку современных английских авторов – книги Д. Локка, Дж. Свифта, А. Попа и других.

Долгое пребывание за границей тяготило Кантемира, он очень хотел вернуться в Россию. В 1742 году прошел слух, что его хотят назначить президентом Академии наук. Антиох Дмитриевич был готов занять этот пост, но назначение так и не состоялось – в связи со смертью 35-летнего претендента.

За несколько дней до смерти, почувствовав, что работать не может, он произнес: «Не могу уже читать – значит, умираю».

Он выразил надежду, что останки его перевезут в Россию за казенный счет, как это делалось в случае других посланников. Поэтому он, следуя влечению своего доброго сердца, в завещании написал: «Ежели король французский по обыкновению пошлет по смерти моей к моей фамилии в обыкновенный подарок портрет свой, то оный продать и деньги (около 2400 рублей) употребить к прибавлению дохода какого-нибудь бедного госпиталя в Москве». Однако казна не только отказалась от уплаты долгов Кантемира, в которых была виновата сама, но и решительно отвергла просьбу о доставлении его тела в Россию за казенный счет. Только благодаря хлопотам сестры прах его спустя почти год перевезли в Москву и – по желанию самого Кантемира – предали земле ночью, без всякого торжества, в зимней церкви Никольского греческого монастыря рядом с могилой отца.