Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том Ι

10 марта 1880. Понедельник

2–й седмицы Великого Поста

Утром пришел о. Исайя сказать, что Константин Константинович говорил ему: «Великий Князь Алексей Александрович, когда я говорил ему, что у нас был о. Николай, выразился: „А что ж он у меня не был?“» Значит, нужно представиться ему. — Пришла посланная от Ольги Ефимовны с «жаворонком, которым вчера забыла попотчевать, так как вчера было 40 мучеников» и с утешительной запиской, так как вчера я ей показался тоскующим; приложена была выписка откуда–то рукой графини Ольги Ивановны Орловой, что «несмотря на то, что мир нам кажется погрязшим во зле, Царство Божие зреет»… После обеда отправился к Ольге Ефимовне, застал ее все еще в постели. Что за одухотворенная личность! Вполне воспитала себя для Царствия Небесного! Но как жаль будет, если умрет раньше, чем послужит делу Божию в Японии хоть лет десять. — Вернувшись к себе, скучал; да и простудился в последнее время; по моему счету уже одиннадцатый раз болел в Петербурге, и почти всегда простудой; решительно в полверсте отсюда тот свет.

11 марта 1880. Вторник

2–й недели Великого Поста

Утром, к восьми часам, — у Е. Н. [Ефрема Николаевича] Сивохина отслужить молебен Божией Матери. Причетником был старик — серебряник. Отслужили водосвятие, а после панихиду, так как у Е. Н. на прошлой неделе помер его приказчик, простудившийся во время иллюминаций 19 февраля. Ризы, книги, чаша и прочее, — все тут же налицо, и все превосходное; молились он и жена истинно по–христиански; и я служил совершенно так, как мы, бывало, служили с Сартовым в Хакодате. не торопясь и от души. — После службы чай и знакомство с моряком Н. М. [Николаем Михайловичем] Головачевым, известным ревнителем по устройству прибалтийских Церквей. Он сначала стал было противоречить возможности распространения Евангелия в Японии — без миллионных затрат, но кончил тем, что и от себя пожертвовал икону — с тем, чтобы она была поставлена над жертвенником, так как икона в память родителей его. Е. Ник., как обещался, после службы подарил икону Божией Матери Скоропослушницы, афонского письма, в Миссию; сказал, что уложит ее в ящик и пришлет ко мне; Головачев к нему же пришлет икону для Миссии. Просил Е. Николаевича пожертвовать и на храм; отвез ему и фотографии храма. Оставил книжку у себя и звал в воскресенье к часу обедать; к тому времени и на храм подпишет. — Между тем, пока я ездил, Степан мой припас из лавки баночку варенья: «Малинка ягодка» и, вместо свежего печенья, сухарей, так как по вчерашней телеграмме у меня собирались быть Я. А. [Яков Аполлонович] Гильтебрандт с сестрой Марьей Ап. [Аполлоновной], едущей за границу для леченья груди и желающей проститься со мной; Степана же с одиннадцати часов я обещался отпустить получать его выигрыш в лотерею; вчера: «Какое мне счастье!» — «А что?» — «Да двести рублей выиграл вместе с келейником о. Иосифа»; оказалось, что выиграли вдвоем одну серебряную ложку. — В одиннадцать часов Гильтебрандты пришли; долго сидели, чай пили; пришел потом студент Владимир Аполлонович Гильтебрандт; мы с ним обедали монастырской трапезой, а Яков Аполлонович и Мария Аполлоновна смотрели, — неловко выходило, а каким же обедом их угостить в Лавре внезапно, да еще в пост. По уходе их Владимир Аполлонович остался, и мы с ним болтали о медицине, когда рассыльный от графа А. Д. [Александра Дмитриевича] Шереметева принес письмо от графа, что он жертвует на храм в Японии двадцать тысяч рублей. Легко представить, как я обрадован был. — По уходе студента отправился к о. Иосифу, чтобы условиться насчет посещения сегодня вечером «Общества распространения Священного Писания». Подняли его с постели в четвертом часу, — жаль было, что помешал ему отдохнуть. О. Макарий, чередной архимандрит, дал мне программу сегодняшнего заседания Общества. — В пятом часу побыл у Владыки сказать о пожертвовании двадцати тысяч и попросить и от его имени поблагодарить Шереметева. — Он велел написать, что «и он весьма обрадован», — и, видимо, был обрадован. Он же, в свою очередь, сообщил мне, что дело о моем епископстве решено сегодня в Синоде и велено заготовить доклад Государю. «Что это ордена тебе не присылают? Иван Васильевич говорил, что все вышли на награды за войну, — да ужели одного не найдется?» Чтобы успокоить его, я промолвил: «Да ведь можно купить, если благословите!» «Ну вот, покупать! Тебе каждая копейка теперь дорога. Ты и на панагию не траться; у меня лишняя есть, как раз для твоего роста», и вынес сделанную из двухцветного сибирского камня; рассказал про камень и хотел передать мне, но я просил его оставить пока у себя. — Перед тем как идти к Владыке, приходит дама — пожилая, весьма прилично одетая: «Чем прикажете служить?» — «Да я пришла только посмотреть на вас». Вот–те и раз. Что за личности! — «Вы — в Японию! Я слышала об вас от Ушаковых и прочее». Я стал разъяснять ей, что в Японии служить нисколько не труднее, чем здесь, священнику, стараясь избегать многословия, так как пришла она не вовремя; оказалось, впрочем, что она зашла ко мне от нечего делать; шла к Владыке, да рано, так она и завернула; обо всем этом я догадался, догнав ее на лестнице к Владыке, когда после ее ухода пошел туда; да и обо мне, которому изъявлять удивление пришла, она не имела никакого понятия, так как не знала даже, что я уже был в Японии; оказалось, на мой вопрос ей, что она какая–то княжна Шаховская. — В седьмом часу, согласно приглашению при встрече на прошлой неделе в Соборе, был у Лукьянович; Александра Николаевна, дочь, положительно увлечена живописью, — и таланту нее очень порядочный; пишет иконостас для Церкви в женской Миссии нашей; большая половина уже готова: сегодня видел — Запрестольный образ Бога Отца и Архангела Михаила; руководить ее ходит один академик (из крестьян), исторический живописец. Александра Владимировна не советовала мне записываться в члены «Общества распространения Священного Писания», как и ей не советовал Высокопреосвященный Филофей под тем предлогом, что там веет протестантским духом. В восьмом часу отправился на Васильевский остров, в «Общество распространения Священного Писания». Приняли радушно и вежливо; из духовных лиц был один Иван Иванович Демкин, около которого я и поместился за столом. Председатель Астафьев, весьма симпатичная личность, лицо предоброе. Меня хотели тотчас же записать в члены — сотрудники Общества, но я уклонился под предлогом, что не имею еще понятия об Обществе; дали отчеты, чтобы ознакомиться. Шло рассуждение о предложении Американского Библейского Общества — способствовать его средствами распространению Священного Писания в России; если дан будет отдельный район — на восток от Волги. Здраво рассуждали, хотя Астафьеву часто приходилось браться за колокольчик, чтобы прекратить спор; был и американский агент Библейского Общества, порядочно говорящий по–русски. Барон Мирбах — один из разумнейших и, по–видимому, усерднейших членов. Подавали чай с булкой. К сожалению, так как было поздно, нужно было уйти прежде окончания заседания. Мы вышли вместе с Иваном Ивановичем Демкиным. Он очень опечален все более и более развивающейся болезнью своей жены — временным умопомешательством; припадки теперь каждый день, и он думает уже отдать ее в больницу. Большой крест послал Бог человеку! Помоги ему, Боже, и перенести — за все его добродетели!