Александр Панцов - Дэн Сяопин

Этого оказалось достаточно, чтобы пленум оставил Дэна в рядах КПК. Только Лю Шаоци «навсегда» исключили, причем назвали «изменником, провокатором и штрейкбрехером, цепным псом империализма, современного ревизионизма и гоминьдановской реакции, совершившим массу тягчайших преступлений» 258.

Узнав о решениях пленума, Дэн выразил им горячую поддержку: Лю он все равно защитить не мог, а вот то, что его самого оставили в партии, имело для него, понятно, важнейшее значение. В начале ноября он написал Ван Дунсину: «Я очень надеюсь, что смогу [и дальше] оставаться в партии, быть ее простым членом. Прошу по возможности дать мне самую незначительную работу или разрешить трудиться физически по мере сил» 259. Ответа он вновь не получил.

Перемены в его жизнь принесла только весна 1969 года. В апреле состоялся IX Всекитайский съезд КПК, на котором Мао вновь заявил, что «между Дэн Сяопином и Лю Шаоци надо проводить различие» 260. И съезд, подведший итоги периода «бури и натиска», разумеется, согласился с ним. А Дэн в новом письме Ван Дунсину покорно повторил, что хочет одного: «в оставшиеся ему годы со всей энергией работать там, куда пошлет его партия». Он также дал обещание никогда «не требовать пересмотра его дела» 261.

Только после этого Мао смягчился, и вскоре сотрудники канцелярии ЦК известили Дэна и Чжо Линь, что отныне они могут встречаться с детьми раз в неделю — по субботам во второй половине дня. То-то была радость!

Вначале к ним приехала их вторая дочка, Дэн Нань. Почему-то именно ей чжуннаньхайские власти первой разрешили посещение. Отец и мать не могли на нее наглядеться. «Мы два года не виделись, — восклицала Чжо Линь. — Ну надо же, Дэн Нань стала совсем взрослой девушкой. Какая стройная! Чем старше становится, тем красивее!» 262Дэн Нань и вправду похорошела: ее коса, перетянутая короткой ленточкой, придавала лицу особое очарование, и в свои без малого 23 года дочь Дэна просто светилась молодостью и здоровьем. И это несмотря на то что в 1968 году в течение трех месяцев ее мучили в стенах физфака Пекинского университета, студенткой которого она являлась. Ее и старшего брата, «Толстячка» Пуфана, тоже студента-физика из Бэйда, арестовали в мае того года. Заперли в комнатах-камерах и каждый день допрашивали по многу часов, требуя опорочить отца. Старшую же сестру, Дэн Линь, обрабатывали по месту ее учебы — в Центральном институте изобразительных искусств. А младших детей, Маомао и Фэйфэя, вместе с бабушкой Ся — на дому (то одна заезжая группа бунтарей, то другая). Доставалось Маомао и Фэйфэю и в школе. Сердце у Дэн Нань замирало, но она упорно твердила, что ничего не знает. А в соседней комнате Пуфан кричал: «О том, что у нас делалось дома, знаю только я один. Ни мой младший брат, ни мои сестры ничего об этом не знают. Если хотите спрашивать, спрашивайте у меня!» 263Теперь, увидев отца и мать, Дэн Нань не могла скрыть волнения. Дэн молча смотрел на нее и улыбался, а Чжо Линь беспрерывно говорила, то и дело задавая вопросы: «Почему ты пришла одна? Где остальные?» и т. д. Дэн Нань отвечала и только тогда, когда мать спросила: «А как Толстячок?» — смутилась и быстро ушла в уборную. Но мать поспешила за ней, вдруг страшно разволновавшись. Как будто почувствовала, что с Пуфаном произошло несчастье.

И она не ошиблась. Дэн Нань расплакалась и, не в силах более скрывать от родителей правду, рассказала им всё. О том, как Пуфан в конце августа 1968 года после очередного допроса не выдержал и, прыгнув с четвертого этажа здания, где содержался под стражей, сломал позвоночник [78] Долгое время в Китае ходили слухи, что сын Дэна выпрыгнул из окна, пытаясь спастись от радиации: якобы хунвэйбины держали его под замком на физфаке в радиоактивной лаборатории. На самом деле это была попытка самоубийства в знак протеста против издевательств во время допроса. . Ни в одну больницу его, «мерзкое отродье черной банды», не брали — до тех пор, пока сами хунвэйбины, не желавшие нести ответственность за смерть сына бывшего генсека, не добились госпитализации. Врачи определили компрессионный перелом 11-го и 12-го грудных позвонков и 1-го поясничного позвонка, но лечить отказались, тоже по политическим мотивам. В результате большая часть тела Пуфана, от груди и ниже, оказалась парализована. Только спустя много месяцев несчастного юношу, которому шел всего двадцать пятый год, перевели в специальную клинику, где стали оказывать хотя бы минимальную помощь 264.

Родители были поражены. «Я плакала три дня», — вспоминает Чжо Линь 265. Дэн, как всегда, молчал и курил, но затем написал письмо Мао Цзэдуну с просьбой перевести Пуфана в лучшую больницу. И Мао проявил сострадание, что, собственно, не удивительно. Ведь только так он мог полностью подчинить Дэна: отныне его поверженный ученик должен вечно благодарить своего мучителя за то, что тот спас сына! «Великий кормчий» дал задание Ван Дунсину, и тот вскоре устроил Пуфана в элитный армейский госпиталь, в отделение хирургии. И вот там-то его наконец и начали по-настоящему лечить, правда, за деньги и немалые: Дэн с Чжо Линь стали платить ежемесячно по 25 юаней 266.

Между тем обстановка в стране по-прежнему ухудшалась. Еще в конце августа 1968 года резко обострилась ситуация на границе с СССР. К тому времени наши межпартийные отношения были полностью порваны, а межгосударственные доведены до крайности. После же ввода советских войск в Чехословакию в ночь с 20 на 21 августа 1968 года и принятия вслед за тем советским руководством так называемой «брежневской доктрины», гласившей, что СССР имеет право вмешиваться во внутренние дела любой социалистической страны, если в этой стране социализм находится под угрозой, китайские лидеры почувствовали реальную опасность. В октябре 1968 года Мао привел НОАК в боевую готовность, после чего в марте следующего года, накануне IX съезда, на дальневосточной границе КНР с СССР произошли настоящие вооруженные столкновения. Советские и китайские пограничники вступили в бой за один из островов на реке Уссури: русские считали его своим и называли Даманский, а китайцы — своим и именовали Чжэньбао. Кто начал первым стрелять, до сих пор неизвестно, скорее всего, всё произошло спонтанно: просто у кого-то сдали нервы, но с обеих сторон имелись убитые: только в первый день столкновений, 2 марта, — 29 солдат и два офицера с советской стороны и 17 военнослужащих — с китайской. 49 человек получили ранения, а один советский солдат попал в плен, где был замучен. Всего же со 2 по 21 марта советские войска потеряли 54 солдата и четыре офицера убитыми и 85 солдат и девять офицеров ранеными. Точное число потерь с китайской стороны неизвестно. Согласно китайским данным — 29 военнослужащих погибли, 62 получили ранения, один пропал без вести. По советским данным, были убиты более восьмисот китайцев 267.