Николай Павленко - Лефорт

Это пространное свидетельство освещает поведение послов, и прежде всего Лефорта, в неофициальной обстановке.

Сохранилась также запись разговора Лефорта с кригскомиссаром фон Динкельманом. Она была сделана переводчиком Бергеном. Из разговора следует, что Франц Яковлевич был до крайности занят делами, «так как при всем его кажущемся счастии, у него ничего нет кроме заботы на шее. Они, оба его товарища или послы, гораздо счастливее его, могут предаваться отдыху, когда и как хотят, и он, кавалер (Возницын. — Н.П.) , также, как и другой (Головин. — Н.П.) , мог бы ускользнуть, если бы сумел, поелику они не принимают участия в его заботах, как он в их заботах, и они могут спать всю ночь напролет, тогда как вверенное ему сокровище (Петр. — Н.П.) и забота о нем держат его без сна и лишают всякого спокойствия. Канцлер (Возницын. — Н. П.) стал было настаивать на такой заботе одинаково со стороны другого господина посла и со своей стороны, но генерал приводил многие основания, что их забота не идет далее их трех глаз (? — Н.П.) и их ответственность не простирается выше, чем за точное исполнение и возможное осуществление посольских дел, его же ответственность простирается гораздо выше, а именно: как бы то великое, что ему доверено, и голова его, и кровь, и вся жизнь (хотя бы у него было их сотни), как бы его благополучно доставить, куда нужно» {125} 125 Там же. Т 2. С. 85. .

Любопытно, что Лефорт говорил о своей ответственности лишь за жизнь и здоровье монарха, о своем денном и нощном попечении на этот счет и ни словом не обмолвился о какой-либо роли советника, чьи рекомендации тут же претворялись бы в жизнь.

Прощальная аудиенция великих и полномочных послов у курфюрста состоялась 2 июня 1697 года. Однако посольство задержалось в Кенигсберге в связи с необходимостью окончательно сформулировать статьи союзнического договора. По этому поводу между двумя сторонами обнаружились разногласия.

Переговоры о заключении союзного договора между Россией и Бранденбургским курфюрстом оказались довольно трудным делом. Окончательно трактат был подписан лишь 22 июня. Дело в том, что внешнеполитическая ориентация договаривавшихся государств далеко не совпадала. Для России главным неприятелем была Турция; соответственно, задача великих послов состояла в привлечении курфюршества к войне с Османской империей. Для Пруссии же Турция не представляла непосредственной угрозы; ее противниками были ближайшие соседи — прежде всего Швеция и Речь Посполитая. Потому курфюст хотел иметь Россию союзницей в борьбе именно с этими государствами. Но для России обязательство выступить против могущественной в то время Швеции таило огромную опасность. Русские дипломаты понимали это и решительно отказывались от того, чтобы включать данный пункт в текст мирного договора.

В то же время у России и Бранденбургского курфюршества нашелся общий недруг — Франция. Французская дипломатия намеревалась сделать королем Польши своего ставленника, что не устраивало ни Россию, ни Бранденбург (Пруссию). Оба государства имели общую границу с Польшей и оба опасались возраставшего влияния Франции, претендовавшей на первенствующую роль в континентальной Европе. Русской дипломатии, кроме того, была хорошо известна подстрекательская роль Франции, постоянно натравливавшей Турцию на войну с Россией, в которой она видела соперницу в борьбе за гегемонию в Европе.

В этой непростой обстановке великим и полномочным послам пришлось решать сложную задачу — не дать втянуть Россию в конфликт с Швецией и Францией и в то же время добиться помощи курфюрста в продолжении войны с Турцией. Имевшиеся препятствия удалось преодолеть за счет использования общих и обтекаемых формулировок, которые полностью замаскировали истинные цели договора: обе стороны взаимно обязались пребывать в дружбе и любви друг к другу «и всякого блага и прибыли искати, радети и остерегати». О средствах достижения этих целей — ни слова. Ни Швеция, ни Польша в договоре не упоминались, однако оба государя, и царь, и курфюрст, дали друг другу устное обязательство помогать против всех неприятелей. Позднее в «Статейном списке» Великого посольства об этом было сказано так: «И по многих разговорах согласились на том, чтоб… друг другу против всех неприятелей вспомогать, а особливо против шведа, обещать самим обоим государям друг другу изустно… И дав на том друг другу руки, целовались и клятвою утвердились». Объяснялось это тем, «дабы не сочинить оным подозрения, а именно, чтоб во удобной и потребной случай против всех неприятелей, а особливо против шведа, вспомогать всеми своими силами, во всякой возможности содержать истинно и пребывать до скончани в непеременной притом союзе дружбе».

Зато вопросы, касавшиеся экономических связей между двумя странами, были определены достаточно точно и ясно. Россия обязалась предоставить бранденбургским купцам благоприятные условия для торговли как сухим путем через Псков, Смоленск, Великий Новгород и Киев, так и морским через Архангельск, а кроме того, транзитную торговлю через свою территорию с Китаем и Персией. В свою очередь, курфюрст обязался разрешить русским купцам вести торговлю с Мемелем, Кенигсбергом и Берлином; взялся он принять на обучение и русских волонтеров.

Фридрих III настолько был доволен заключением оборонительного договора, что решил доставить царю и великим послам удовольствие — после прощальной аудиенции для них была устроена охота на лосей, красочное описание которой приведено в «Статейном списке».

Помимо заключения договора Великое посольство достигло еще одного положительного результата. В Кенигсберге было оставлено несколько агентов для найма специалистов для службы в России. Среди принятых на русскую службу были и украинцы, бежавшие из турецкого плена, и греки, также освободившиеся из неволи, и поляки, и венгры, которые оказались не у дел в связи с окончанием войны с Францией. Из 130 наемников больше всего было матросов — 80 человек. Среди остальных пятидесяти можно встретить капитанов и поручиков, бомбардиров и боцманов, штурманов, часовщиков, аптекарей и даже одного живописца.

Двадцать второго июня в Пилау, где находилось Великое посольство, между царем и Лефортом произошла размолвка. Свидетелем ссоры оказался переводчик фон Берген. По его словам, царь обвинил своего любимца в том, что тот «стал беззаботен, потому что заметил, что стал велик». «Я пришел к спору, — продолжает фон Берген, — как раз, когда командор (Петр. — Н. П.) сказал: он де сделал его великим, от чего генерал не мог отрицаться; и к тому генерал не мог его так возвысить, однако спрашивал наперед господ послов, знают ли они или слыхали, а затем, памятно ли великому командору, чтобы он (Лефорт. — Н.П.) предпринял какой шаг к своему возвышению или искал его, на что они все ответили, что нет, и затем после небольшого молчания генерал обратился к великому командору с тонкой улыбкой: ему его милостивейший великий государь оказал много милости и сделал его более великим, чем он когда ожидал, но если бы его величество захотел оказать ему еще одну милость и вернуть его в прежнее состояние, то он восхвалил бы его, что он сделал его не только великим, но и счастливым. Тогда великий командор обнял его, дружественно с ним говорил и приказал наполнить кубки, которые, будучи наполнены до краев, весело ходили кругом при звуках литавр, труб и пушек сперва наших обоих великих государей, затем всего их государства и всех союзников» {126} 126 Там же. С. 97-98. .