Николай Павленко - Лефорт

В Москву из Воронежа Петр прибыл 20 декабря. На следующий день, 21 декабря, Лефорт устроил пир, о котором с восторгом отзывался Корб: «Генерал Лефорт устроил великолепный пир, на котором принял, кроме царя, двести самых знатных гостей».

Во время пира произошла ссора, вызвавшая гнев царя, — Л.К. Нарышкин и князь Б.А. Голицын заспорили между собой о месте за столом. Лефорт и на этот раз попытался успокоить царя, однако его попытка не удалась: царь «оттолкнул его от себя сильным ударом кулака». Этот эпизод вновь свидетельствует о том, что даже любимец не всегда мог укротить Петра.

В канун Рождества выполз из своих покоев «Всешутейший и всепьянейший собор», разъезжавший по Москве и Немецкой слободе. «Все они заезжали к богатым москвитянам, иноземным офицерам и купцам и поют хвалу родившемуся Богу, причем хозяева должны платить за эту музыку дорогой ценой. Когда они пропели славословие в честь родившегося Бога у генерала Лефорта, он угостил всех более приятной музыкой, пиршеством и танцами» {176} 176 Корб И. Г. Указ. соч. С. 108-109. .

В новом, 1699 году Франц Яковлевич продолжал устраивать пиршества, хотя уже в феврале этого года дала о себе знать вновь открывшаяся рана. В письме Петра Лефорта отцу, отправленном 3 февраля, обнаруживаем следующий текст: «Мне грустно известить вас, что дядя мой, генерал, снова болен своими прежними ранами: они опять начинают мучить его, и есть опасение, чтобы раны не открылись. Дай Бог, чтобы это не имело дурных последствий».

Казалось бы открытие раны должно было заставить Франца Яковлевича воздержаться от употребления горячительных напитков и вернуться к режиму, который был предписан ему докторами еще в 1695—1696 годах. Но не тут-то было. Вопреки здравому смыслу, как бы бросая вызов болезни, Лефорт именно в феврале организует целый ряд попоек, следовавших одна за другой.

11 февраля 1699 года состоялось одно из продолжительных пиршеств — шутовское освящение законченного постройкой дворца Лефорта. Это действие описал Корб: «Мнимый патриарх со всей толпой своею веселого клира освятил с торжественным празднеством в честь Вакха дворец, выстроенный на царский счет, который покамест именуется Лефортовым; шествие в этот дворец направилось из дома полковника Лимы. Что патриарх присвоил себе именно этот почетный сан, свидетельствовали его одеяния, подобающие первосвященнику: на его митре красовался Вакх полной наготой, напоминающий глазам о распутстве; украшениями посоха служили Купидон и Венера, так что сразу было известно, какое стадо у этого пастыря. Одни несли большие чаши, наполненные вином, другие — мед, третьи — пиво и водку, верх славы пламенного Вакха. Так как в силу зимней стужи они не могли увенчать чело свое лаврами, то несли чаши, наполненные высушенным на воздухе табаком. Зажегши его, они обошли все углы дворца, испуская из дымящихся уст весьма приятный запах и угодное Вакху курение. Положив поперек одну на другую две трубки, привычкой втягивать дым, из которых тешится даже самое небогатое воображение, комидийный архиерей совершил торжество освящения. Кто поверит, что составленный таким образом крест, драгоценнейший символ нашего искупления, являлся предметом посмешища?» {177} 177 Там же. С. 126-127.

Пиршество продолжалось долго, причем его участникам «не позволялось уходить спать в собственные жилища. Иностранным представителям отведены были особые покои и назначен определенный час для сна, после которого устраивалась смена, и отдохнувшим надо было в свою очередь идти в хороводы и прочие танцы. Один из министров ходатайствовал перед царем об его любимце Александре (Меншикове. — Н.П.), чтобы возвести его в звание дворянина и сделать стольником. На это, говорят, его царское величество ответил: “И без этого уже он присвояет себе неподобающие ему почести, его честолюбие следует унимать, а не поощрять”».

Не успели отдохнуть от тяжкой церемонии освящения дворца, как 16 февраля «по царскому указу, — продолжает свой рассказ Корб, — генерал Лефорт великолепно угостил всех тех, кто занимает наиболее важные должности в канцеляриях».

19 февраля 1699 года — новое пиршество, связанное с прощальной аудиенцией бранденбургского посла Принцена и вручением верительных фамот резидентом курфюрста. «На этот обед, — повествует Корб, — устроенный с большой роскошью, собрались послы иностранных государей и первые из бояр. По окончании пиршества думный Моисеевич (Н.М. Зотов. — Н.П.) , изображавший из себя по воле царя патриарха, начал предлагать пить за здравие. Пьющему надлежало, преклонив смехотворно колени, чтить лицедея церковного сана и испрашивать у него благодать благословения, которое тот даровал двумя табачными трубками, сложенными наподобие креста». Корб заканчивает описание рассказом о том, что «царь простился со всеми и несколько смущенный известием о заключении мира союзниками (Карловицкого. — Н.П .), отправился в путь среди звуков труб и приветственной пушечной пальбы» {178} 178 Там же. С. 130-131. .

Последняя попойка, зарегистрированная источниками, состоялась 22 февраля 1699 года. Ее также запечатлел в своем «Дневнике» Корб: «Послы датский и бранденбургский много пили с генералом Лефортом под открытым небом, пользуясь приятным вечером, и прямо из его дома отправились в Воронеж».

Отметим, что Лефорт употреблял горячительные напитки конечно же не только во время перечисленных выше празднеств. Он держал открытый стол, и, надо полагать, хозяин и его гости прикладывались к спиртному ежедневно. Так что кажущееся сомнительным утверждение Б.И. Куракина о том, что в доме генерала происходило «пьянство великое», подтверждается источниками. Вне всякого сомнения, это способствовало обострению болезни Лефорта. Четыре пиршества подряд — 11, 16, 19 и 22 февраля — на наш взгляд, не могли не отразиться на здоровье Лефорта и сократили его путь к могиле.

«Дневник» И.Г. Корба прослеживает течение болезни Франца Яковлевича по дням. (Отметим, что записи в «Дневнике» обозначены новым стилем.)

5 марта: «Генерал Лефорт почувствовал дрожь и лихорадочный жар.

10. В эти дни опасность болезни господина Лефорта беспрестанно увеличивалась. Горячка становилась сильнее, и больной не имел ни отдыха, ни сна; не владея вполне, вследствие болезни, здравым рассудком, он нетерпеливо переносил страдание и впадал в бред. Наконец, музыканты, играя по приказанию врачей в его комнате, усыпили его приятными звуками инструментов.

11. Генерал Лефорт почти совершенно потерял рассудок и своим бредом подает повод к постоянным о том россказням. То он призывает музыкантов, то кричит, чтобы подали вина. Когда напомнили ему, чтобы он пригласил к себе пастора, то он начал еще более бесноваться и никого из духовных лиц к себе не допустил.