Василий Шевчук - Командир атакует первым

Прибежали наконец и остальные. Стараясь держаться как можно строже, не глядя на "самовольщиков", чтобы не рассмеяться над их совсем по-детски растерянно-виноватыми физиономиями, я объявил решение:

- Под суд военного трибунала я не отдаю вас не потому, что мне жалко калечить вашу жизнь. Жалеть вас не за что. Кстати, сделать это никогда не поздно... Мне жалко полк. Тех, - я показал на строй, - кому завтра идти в бой, воевать и умирать не только за себя, но и за вас, которые предали их... И вам, - я прошелся мимо неровного строя провинившихся, - вам я Даже не буду объявлять взыскания. Ибо никакое взыскание, кроме, повторяю, трибунала, не может стать мерой наказания за содеянное... Все. Разойдись, отбой!

Я понимал, что, обвиняя в предательстве молодых ребят, я больно раню их самолюбие. Жестоко. Но иначе нельзя.

В этот вечер, верней, уже ночь мы еще долго говорили с Кузьмичевым, обсудили многие детали усиления контроля за людьми, повышения ответственности коммунистов и комсомольцев не только за свое поведение, но и за поведение товарищей.

Встал вопрос и другого порядка: докладывать или нет командиру дивизии? Баранчук может прийти в ярость - уж тогда не поздоровится нам с Иваном Федоровичем. Скрыть случай самовольной отлучки легко. Объявление тревоги можно объяснить обычной тренировкой, проверкой боеготовности. Но ЧП есть ЧП. Главное, что такой случай может произойти не только в нашем полку. И если проморгали мы, а свою вину мы с Кузьмичевым признали сразу, то подобное могут допустить и другие командиры. На удивление, генерал Баранчук встретил наш доклад спокойно. Только спросил:

- Сами-то вы поняли?..

Буквально на следующий день из дивизии поступил приказ: "Поднять пару истребителей и уничтожить аэростат наблюдения противника".

Расстрелять неподвижно висящий аэростат - это все равно что тренировочная стрельба по мишени. Решил послать лейтенанта В. Бабкина с ведомым. Оба летчика молодые, и им будет полезно выполнить это задание. Поставил задачу и выпустил в воздух.

Вскоре позвонил командир дивизии. По тяжелому дыханию, доносившемуся с того конца провода, я уже понял - что-то неладно.

- Шевчук, ты забыл, что я тебе говорил?

- Когда, товарищ генерал? - не понял я.

- Когда, когда, - передразнил Баранчук. - Когда назначение командиром полка получал!

Я лихорадочно перебираю в памяти слова комдива. Говорил он тогда об ответственности, о предстоящих серьезных боях, о том, что Луганский был настоящим командиром... Еще запомнились слова генерала о том, что командир всегда атакует первым... Именно на этой лаконичной фразе его вызвали в штаб корпуса. Баранчук крепко пожал мне руку, пожелал успехов на должности командира полка и разрешил лететь в полк. Но что имеет в виду комдив сейчас?

Он напомнил сам:

- Я тебе говорил, что хороший командир всегда атакует первым?

- Так точно, товарищ генерал!

- А ты что делаешь?!

Да, нелегким бывает разговор с нашим комдивом:

- Молчишь?!

- Так точно, товарищ генерал. Не понял вопроса.

- Объясню. Я тебе говорил о том, что даже когда командир посылает в бой своих подчиненных и не поднимается в воздух сам, он все равно атакует противника первым! - И, не дав мне ответить, буквально прорычал в трубку: А ты, кроме того что послал молодых, не подумал даже о том, как они будут выполнять задание... Короче: аэростат не уничтожен. У него сильнейшее зенитное прикрытие. Нахрапом, как полезли было твои, его не собьешь. Нужно думать, кому и как лететь!

- Понял, товарищ генерал! Сейчас пойду сам. Возьму Кузьмичева или Шутта.

- Ни черта ты, Василий Михайлович, не понял! Я тебе еще раз повторяю: командиру не обязательно бросаться впереди своих подчиненных, но, посылая их в атаку, ты должен первым атаковать противника своей мыслью. Мыслью! Должен подумать о том, как они, твои подчиненные, должны выполнить задачу... Что молчишь?

- Товарищ генерал...

- А то "я сам, я сам". Если исходить из этого принципа, то когда мне Рязанов двадцать минут назад приказал уничтожить аэростат, я сам, что ли, должен лететь? Нет, брат, суть не в этом. Вот втык командир обязан получать сам. Я сейчас от Рязанова получил, ты - от меня.

Что, обиделся? - Баранчук уже говорил спокойно. - Подготовить новую пару. И крепко подумай, как можно обмануть зенитчиков и сковырнуть этот шарик. Сели там твои ребятишки?

- Как сели? - не понял я. Мне уже представилось, что пару Бабкина сбили.

- Как летчики садятся? Или у вас вверх колесами принято? - начал уже свои обычные шуточки комдив.

В это время на аэродром действительно заходила пара "яков".

- Садятся, товарищ генерал, - обрадовался я.

- Ну вот и хорошо. Порасспроси их как следует и подумай, - повторил Баранчук и закончил разговор: - Чтобы через пятнадцать минут я об этом аэростате не слышал...

"Командир атакует первым..." До меня дошел глубокий смысл этой крылатой аксиомы. Это не значит, что первым бросается в атаку, увлекая за собой подчиненных, во всяком случае, не только это. Командир, где бы он ни находился, атакует первым противника своим замыслом, используя боевой опыт, тактическую подготовку... И это еще не все. Посылая своих подчиненных в бой, командир должен быть уверенным, что они сумеют выполнить задачу так же, как он сам, а может быть, даже лучше. И это "как сам или даже лучше" должен обеспечить опять же командир.

Простая, казалось бы, истина. Но сколь трудно дается она молодому командиру на практике. Вместе с ростом командирского опыта будет все время пополняться и расширяться содержание этой формулировки. В нес войдет и такое понятие, как воспитание. Да, командир, чтобы иметь право сказать "За мной!" и первым атаковать противника или приказать "Вперед!" и послать группу в бой, должен быть уверен, что не только научил подчиненных воевать, но и воспитал настоящих бойцов...

Самолеты, севшие после неудачной атаки аэростата, представляли собой печальное зрелище. Рваные пробоины на крыльях, изрешеченные осколками рули. По чистой случайности, которая, к сожалению, на фронте бывает редко, летчики остались живы.

Да, настроение не из лучших. Вчера молодые летчика совершили глупость, отправившись в самоволку, сегодня я сам, их командир, допустил глупость еще большую, непростительную. По своим возможным результатам...

Но пара вернулась. Ее вернул генерал Рязанов, наблюдавший с командного пункта на переднем крае, каким огнем встретили "яки" вражеские зенитки.

Я подробно расспросил летчиков о полете. Они, не подозревая моих командирских терзаний, виновато рассказали о том, как вышли от линии фронта на аэростат, висящий над второй линией окопов противника, как с ходу открыли огонь.

- Далековато, правда, товарищ майор, - оправдывался Бабкин, - но уж очень там сильное зенитное заграждение. Развернулись мы, хотели опять идти. Да тут командир корпуса по радио приказал лететь... - лейтенант замялся, далеко, короче говоря, послал... И вам, товарищ командир, приказал... привет передать.