Сергей Минцлов - Петербург в 1903-1910 годах

Наследник потребовал, чтобы музыканты явились; вахтенный доложил капитану и приказание было немедленно исполнено.

Сыграли марш, другой, затем Алексей вытребовал матросов и стал командовать ими, потом заставил командовать офицера, причем велел ему «быть папой». Матросы хором отвечали «рады стараться, Ваше Величество» и т. д.

Важнейшею фигурою при дворе является барон Фредерикс [206]; с ним государь беседует часами, между тем как министрам и даже премьеру — Столыпину уделяет на дела не больше четверти часа, и сух с ним настолько, что появление на «Штандарте» Столыпина производило впечатление не большее, чем приезд какого-нибудь разночинца.

Николай, не стесняясь, заявляет, что «вообще я штатских не признаю… даже чиновников».

А насколько он высокого мнения о себе и обо всем, с чем он соприкасается, показывает следующая фраза. Когда «Штандарт» напоролся на камень и остановился, Николай сидел в каюте и что-то писал. Дежурный офицер бросился к нему с докладом об аварии.

— Императорская яхта сесть на камень не может! — ответил Николай II.

В общем, мнение петербуржцев о Николае II довольно единодушное. Было время, когда добрая половина города его жалела и защищала. Теперь, с кем ни заговори, всякий машет рукой и отвечает бранью.

Забавно, что гг. монархисты и «истинно русские», те, что с гордостью, заслуживающей лучшего приложения, именуют себя черносотенцами, ненавидят Николая еще более левых.

8 ноября. Был на днях у Богучарских. Василий Яковлевич уехал в Париж, а без него стряслось несчастье — закрыли «Былое». Конфискованы были две книги подряд — сентябрьская и октябрьская, — первая за записки сенатора Безобразова, в которых попало царской семье, вторая просто, должно быть, за компанию, так как инкриминируемые записки Бороздина решительно ничего греховного не содержат.

Говорят, что сентябрьской книгой так были возмущены великие князья, что насели на кого следует и вынудили администрацию прикончить с журналом. Жаль, материала заготовлено уже книг на шесть и более!

Как передавала Богучарская, в ее отсутствие на кухню к ним пришел какой-то неизвестный субъект и предупредил, что на днях у них будет обыск. Моментально она выгрузила все документы в огромный чемоданище и, спросив предварительно согласие, отвезла его к Прокоповичам.

Э. В. Яковлева — одна из деятельных и видных участниц нашего нелегального Красного Креста; когда к ним ни приди — в передней у нее всегда высятся груды узлов со всякой всячиной, предназначенной для передачи политическим арестантам в тюрьмы; разносят их, помимо членов, еще и курсистки; последние в весьма большом числе.

Рассказывала мне о неприятном впечатлении, произведенном на нее и других членов Креста выходкой евреек. Крест, конечно, никогда никакой разницы между ссыльными ни по нациям, ни по религиям не делал, между тем вдруг еврейки, вызнав предварительно все нужное для ведения дела в Кресте, заявили, что они хотят выделиться и намерены помогать только своим, евреям.

В общем, состав революционеров страшно понизился. Всякая сволочь прикрывается теперь красным флагом.

Отовсюду приходится слышать жалобы на постоянные посещения квартир «политическими личностями», выпрашивающими пособия и которые, по проверке, оказываются просто шантажистами. Все это вводит Красный Крест в большие затруднения.

6 декабря. Давно не заглядывал в эту тетрадь: писать нечего. Все одно и то же: обыски, казни, грабежи. Все это стало так обычно, что не вызывает ни интереса, ни разговоров.

Сегодня Питер разукрашен флагами, коврами, вензелями и пр. по случаю царского дня. В газетах типа «Нового времени» восторженные описания иллюминации, убранства города, ликования и т. п. А на деле градоначальник объявил домовладельцам, что если убранства домов окажутся недостаточными, то они будут оштрафованы на 500 рублей.

Усиленные аресты и обыски идут и в Финляндии. Давно ли я писал, шутя, о Териоках как о черте оседлости наших революционеров? Теперь ее нет!

10 декабря. Встретил на Литейном похороны министра торговли Философова [207], внезапно умершего 6 декабря в ложе № 13 Мариинского театра. Гроб сопровождало почему-то множество жандармов с винтовками за плечами; кто его собирался экспроприировать — неизвестно!

12 декабря. Навестил Л. Ф. Рагозина. Смеется. Удивительный чудак этот человек! Доброты он безмерной, сановничьей важности ни малейшей, доверчив при этом Лев Федорович тоже безмерно.

Вся жизнь его — это сплошная цепь увлечений. Несколько лет тому назад он страстно увлекался часовым мастерством; я часто заглядывал к нему и, как ни придешь, сейчас же тащит показывать новинки: он чуть ли не каждый день ходил на толкучку и скупал там всевозможную дрянь, преимущественно карманную. Инструментов у него была гибель. Главное удовольствие Л. Ф. состояло в том, чтобы починить часы и повесить их затем над кроватью, где их у него тикало в ящике за стеклом штук восемнадцать.

Когда наступало время бить часам — в доме начинался Содом: во всех углах, на всех стенах принимались звонить, трещать и отжаривать часы всяких видов и размеров.

Особенно неистово и резко, словно молотком по стальному котлу, били у него часы в кабинете; это окаянное произведение ежечасно начинало свои концерты и я первое время каждый раз привскакивал в кресле от неожиданных, точно пистолетных, выстрелов над ухом.

Всякий другой в такой обстановке впал бы в бешенство через двадцать четыре часа, а Л. Ф. только гуляет по комнатам да радуется.

Увлечение часами сменилось увлечением топорами; как-то прихожу — тащит смотреть топоры: развесил их на стене целую коллекцию; после топоров появились на сцену ружья, из которых он вряд ли когда-нибудь стрелял и будет ли стрелять — неизвестно.

Курьезнее всего, что этот человек, имеющий, кроме имения в Калужской губернии, еще свыше 12 000 р. жалованья в год и, наконец, 60 лет на плечах, всегда, сообщая о цене той или другой купленной им вещи, прибавляет: — «только, смотрите, Александре Петровне (жена Л. Ф.) не проговоритесь; я ей сказал вдвое меньше!»

В доме у них, кроме шляющихся по комнатам бульдогов и злющей собачонки какой-то невообразимо паскудной породы, торчит клетка с попугаями и скворцами, а в столовой, вероятно для возбуждения ароматами аппетита — клетка с обезьянами.

Докторов Л. Ф., будучи главой медицинского мира в России, — ругает наповал. И зачем существует этот Медицинский совет, поглощающий такую уйму денег — уму непостижимо!

Л. Ф. бывает в Петербурге только по зимам, так с октября месяца по апрель, жалованье же получает и с апреля по октябрь; редкие заседания этих светил — ряд курьезов, заслуживающих историка.