Василий Цветков - Генерал Алексеев

Не оставалась без внимания и «стратегическая разведка». В марте 1916 г. Алексеев поддержал инициативу действительного статского советника В.Г. Орлова в деле организации борьбы с австро-немецким шпионажем. С должности военного переводчика, аналогичной должности Лемке, Орлов 2 апреля 1916 г. был переведен на специально созданную для него должность военного следователя но особо важным делам при штабе Верховного Главнокомандующего. Алексеев лично содействовал работе Орлова, с отцом которого он был знаком еще с Русско-турецкой войны. По данным современного историка отечественных спецслужб А.А. Здановича, благодаря работе Орлова «в полосе действий фронта удалось вскрыть крупную нелегальную организацию австрийской разведки, состоявшую почти из 50 человек». Орлов успешно провел «расследование по факту бегства к врагу коменданта одного из корпусов штабс-капитана Янсена». В октябре 1915 г. интерес Ставки привлекло издание в Одессе газеты «Унзер лебен» на еврейском языке. Местные военные власти отметили, что газета с трудом подвергается цензуре, поскольку цензоры-евреи могут пропускать на ее страницы антирусскую, а также шпионскую информацию. Алексеев одобрил решение о закрытии газеты и не согласился с ходатайствами (в том числе членов Государственной думы) о возобновлении издания.

Но наибольший резонанс и весьма заметный эффект имела работа созданной 31 мая 1916 г., при непосредственной поддержке Алексеева, Комиссии для борьбы с военными шпионами и мародерами тыла. Михаил Васильевич активно поддерживал создание структур, ведущих борьбу с экономическими преступлениями. Еще летом 1916 г. с санкции Алексеева был арестован известный банкир Д. Рубинштейн, «переводивший крупные суммы через Скандинавские страны в Германию». Косвенно это наносило удар и по Распутину, знакомому с Рубинштейном и получавшему от него поддержку, и, вероятно, по сионистским политическим кругам.

Комиссию возглавил Батюшин, столь критично относившийся к работе Ставки. «В район этой Комиссии, — но оценке Батюшина, — входила не только территория Европейской России, но и оккупированная часть Персии». Благодаря ее работе вскрылись значительные злоупотребления при продаже сахара крупнейшими сахарозаводчиками-фабрикантами России. Было установлено, что сахар-рафинад «переправлялся нелегальным путем через границу, а затем караванами шел на Багдад для снабжения наших противников». А 26 октября 1916 г. в очередном номере «Правительственного вестника» было опубликовано сообщение об аресте «по распоряжению военных властей на театре военных действий — киевских сахарозаводчиков: Израиля Бабушкина, Авеля Гопнера и Абрама Доброго — за противодействие снабжению армии сахаром, умышленное сокращение выпуска сахара на внутренний рынок Империи и злонамеренный вывоз сахара за границу в ущерб снабжению воюющей армии и населения». Алексееву и Батюшину пришлось преодолевать активное противодействие работе Комиссии со стороны М. Цехановского — Председателя Правления Всероссийского общества сахарозаводчиков. По оценке историка Здановича, в прессе «началась травля и дискредитация Комиссии генерала Батюшина», и «только авторитет создателя Комиссии — Михаила Васильевича Алексеева, его всемерная поддержка, вплоть до докладов Царю как Верховному Главнокомандующему, спасали дело и расследования продолжались».

Примечательны характеристики, даваемые генералу Цехановским заинтересованным в срыве работ Комиссии из Ставки. Когда Алексеевым было направлено письмо на имя министра земледелия графа А.А. Бобринского, то Цехановский, ознакомившись с ним, с согласия министра заявил: «Трудно было себе представить более грубое, глупое и бестактное письмо… говорилось об алчности и жадности сахарозаводчиков, об эксплуатации ими русского народа… Алексеев требовал увольнения председателя Центросахара Орлова, назначенного Бобринским… Письмо было подписано генералом Алексеевым, при этом им лично были подчеркнуты пикантные слова письма: “алчность”, “жадность”, “эксплуатация” и другие… Никоим образом генерал Алексеев не мог вторгаться в сферу деятельности гражданского управления».

К сожалению, этим фактам борьбы Алексеева с реальными антироссийскими «темными силами» уделяется гораздо меньше внимания, чем пресловутым поискам связей генерала с мифическими «темными силами» масонов и легендарными творцами «дворцового переворота». Несмотря на то что накануне февральских событий 1917 года сахарозаводчики были оправданы решением Государя, удар по спекулятивным интересам тылового капитала был все-таки нанесен ощутимый.

Наконец, нельзя не отметить еще одну несомненную заслугу Михаила Васильевича перед отечественными спецслужбами. Став Главковерхом, Алексеев, опираясь на поддержку ГУГШ и, во многом, вопреки ставшему военным министром Л.И. Гучкову, распорядился о создании долгожданной Контрразведывательной части (КРЧ) при штабе Верховного Главнокомандующего. КРЧ начала свою работу 7 апреля 1917 г. И хотя ее штаты были крайне малы (4 человека), все же сам факт выделения контрразведки в отдельную структуру нельзя обойти вниманием. КРЧ активно занималась выявлением контактов немецкой и австрийской разведки с различными политическими деятелями в тылу, особое внимание уделяя членам РСДРП(б) {31} 31 Геруа Б.В. Указ. соч. С. 99; Борисов В. Указ. соч. С. 15; Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 1963. С. 211—212; Верховский Л.И. На трудном перевале. М., 1959. С. 114; Деникин А.И. Путь русского офицера. М., 1990. С. 289; Мильтиад. Указ. соч. С. 20; Сэр Джон Хэнбери-Уильямс. Указ. соч. С. 115; Алексеева-Борель В. Указ. соч. С. 268; «Во имя честности…» // Указ. соч. С. 21; Батюшин Н.С. Тайная военная разведка и борьба с ней. М., 2002. С. 47-48; 101-102; 113-114; 116; 123-124; Зданович А.А. Свои и чужие — интриги разведки. М., 2002. С. 50—51, 57—61, 72—73; Орлов В.Г. Двойной агент. Записки русского контрразведчика. М., 1998. С. 188, 191-192; Лемке М.К. Указ. соч. С. 98-99. .

Весьма беспокойными и подчас раздражительными представлялись Михаилу Васильевичу желания придворных, находившихся в Ставке, и многочисленных представителей «общественности» узнать детали готовившихся военных операций и стратегических планов. То, что в мирное время могло казаться «праздным любопытством», в условиях тяжелой войны представлялось преступным и легкомысленным желанием получить информацию о вещах, в которых могут и должны разбираться только военные соответствующего чина и должности. Так, Алексеев «решительно пресек» подобные намерения со стороны министра Императорского двора графа Фредерикса. Дворцовый комендант Воейков, которому Алексеев, по образному выражению самого коменданта, «едва не прищемил носа», также не допускался к обсуждению военных планов. Приезжавший в Ставку митрополит Иннокентий, несмотря на свой высокий «духовный сан», получил от Алексеева «вежливый отказ» при попытке «узнать о наших военных планах».