Игорь Курукин - Анна Леопольдовна

Пресловутые коробки так и не отыскались, а Елизавету уже интересовало другое — куда могла деться отданная графу Линару золотая цепь ордена Святого Андрея Первозванного. Анна не без иронии отвечала: «Та цепь отдана ею, принцессою, графу Линару, а что она, принцесса, прежде не объявила, и то думала, и без оного-де знать могут, понеже-де те кавалерии отдаются всегда с теми золотыми цепьми».

Получаемые из столицы и пока не слишком грозные придирки всё же несколько разнообразили для ссыльной четы и ее окружения скучные дни практически тюремного заточения. В рижской цитадели (там теперь находится резиденция президента Латвийской Республики) Антон Ульрих и его супруга провели целый год — до января 1743-го. Судя по словесному обороту, содержавшемуся в присланном из Кабинета императрицы указе от 22 апреля: «…а когда оные принц и принцесса из Риги поедут…» — можно предполагать, что Елизавета и ее министры такой вариант в принципе допускали — или же пребывание брауншвейгского семейства на границе призвано было успокоить зарубежную «общественность» в лице коронованных «братьев» и «сестер».

В марте узников посетил один из близких к императрице людей — камер-юнкер Роман Воронцов. Как докладывал Елизавете начальник охраны Салтыков, «оной господин камор-юн-кар с господином майором Гурьевым у принцессы были и высокую вашего и[мператорс]каго в[еличест]ва милость ей, принцессе, они объявили», а заодно сообщили о скором прибытии ее гардероба. Содержание этой беседы в делопроизводстве не отражено, однако сам Воронцов доложил повелительнице, что Анна якобы заявила ему: «…мне де ее императорского величества высокая милость болше всего может веселит[ь] на свете» 484. Багаж сосланных, 4 апреля 1742 года благополучно прибывший к ним, был отправлен дальше, в Брауншвейг, с камердинером Грамке и надолго застрял в прусских Эльбинге и Мемеле.

Но желанный отъезд так и не состоялся. Елизавета то ничего не спрашивала у Салтыкова и ничего ему не приказывала, то требовала, чтобы он получил у своих подопечных разъяснения о нахождении очередной драгоценной безделушки. Вначале генерал распорядился содержать супругов раздельно, но 1 февраля государыня милостиво разрешила «свести» их вместе: «Уведомились мы, что вы принцессу Анну еще доныне с ея мужем не в одном месте, но порознь и каждаго в особых покоях содержите. Но понеже о сем в данных вам от нас указах и инструкциях не написано, то мы вам сим повелеваем, оным вместе быть, извольте токмо в содержании их так поступать, как в вышеупомянутых указах и инструкциях изображено». Салтыков по-военному отрапортовал об исполнении: «Всеподданнейше вашему императорскому величеству доношу, именной вашего императорского величества указ сего февраля 5-го дня получил, по которому принцессу Анну с ея мужем вместе в одни покои свел». Заточенной принцессе ее удачливая соперница время от времени присылала продукты со своего стола, вино, отрез на платье.

Заключенные поначалу рассчитывали на обещанную свободу и даже развлекались. Салтыков доносил, что в теплые дни во внутреннем дворе замка принцесса катается на качелях, принц же с девицами играет в кегли и даже «вздумал ныне щеголять и волосы подвивать, и клещи тупейные по требованию его купили». Антон Ульрих каким-то образом ухитрялся передавать на волю письма родственникам: в июне, августе и сентябре он безуспешно просил брата-герцога Карла Брауншвейг-Вольфенбюттельского похлопотать о его освобождении. Для Анны же последствием царского разрешения проживать совместно с супругом стала очередная беременность. Но в ночь на 15 сентября 1742 года у нее случился выкидыш, по заключению докторов — «месяцев трех, мужеска полу».

За каждым шагом семьи бдительно следили. Охранники «стучали» друг на друга; над ними стоял бдительный Салтыков (его рапорты неслись в столицу каждые три-четыре дня), а за ним самим присматривал кто-либо из ближайшего круга императрицы: на смену уехавшему Воронцову прибыл генерал-лейтенант Александр Бутурлин. Любой крик младенца Иоанна Антоновича подробно описывался в доносах: «Играючи с собачкою, бьет ее по лбу, а как его спросят: "Кому-де, батюшка, голову отсечешь?" — то он отвечает, что Василию Федоровичу (Салтыкову. — И. К. )». В день коронации Елизаветы Петровны Салтыков устроил обед для офицеров рижского гарнизона и администрации — он был пожалован орденом Святого Андрея Первозванного. На следующий день после торжества поступил донос на обер-кригскомиссара Никифора Апушкина, который «пьяный шел в квартеру свою мимо квартеры, где стоит принцесса Анна с фамилиею»: «…и в то время она, принцесса, стояла у окна. И зашед против окон, поклонился ей, принцессе, он, Апушкин, и просил, чтоб ему показать маленькаго принца, котораго в то время она, принцесса, держала на руках. И сказал: "Будь над ним благословение Божие"». Апушкин вынужден был оправдываться: «…был чрезмерно пьян, ничего не помню, да не точию оного, но и того не помню, что я упал и убился грудью пред крыльцом квартеры моей, а причины я никакой к тому не имел и ее, принцессу, от роду моего не видал, понеже я от [1]728 году в Санкт-Питербурхе не бывал, а находился всегда при армии».

Серьезной вины за подгулявшим офицером не нашлось, но рижскую «команду» Салтыкова всё время трясло: солдатики не раз объявляли — по пьяни или «отбывая побои» — «слово и дело» и предавались неуместным размышлениям. Так, рейтар Кирилл Карташов вопрошал: «Как де у нас ныне будет наследствие — болшим братьям или по частям?» В мае того же года императрица вдруг предписала Салтыкову арестовать находившегося в его подчинении доктора Азарити: «…и письма его все, что найдется в карманах и в квартире его, тако ж прислать к нам, и сие надобно сделать так тайно, чтоб о том никто, а особливо принцесса, не ведал». Врач был отправлен в Москву вместе с отбывавшим Воронцовым под «пристойным конвоем», а его переписку императрица «изволила взять к себе». В июне был задержан бывший камер-шрейбер принца Антона Шопмейер, почему-то не высланный, как другие слуги, за границу, а оказавшийся сначала в команде Салтыкова, а потом под следствием. Наконец, в декабре «имеющаяся при принцессе девка» Наталья Абакумова «в беспамятстве и в великой горячке» не давала пустить себе кровь, объявила «за собою слово» и была отправлена под надзором гвардейского капрала «бережно».

Ни причины арестов этих людей, ни их дальнейшая судьба в архивных документах о ссылке брауншвейгского семейства не отражены. Слухи же ходили нехорошие. Саксонский посланник Пецольд писал: «…многие, между которыми находился и итальянский врач Азарити, сопровождавший в Ригу принцессу Анну и присланный сюда скованным, казнены втайне». Почтенный врач и генерал-штаб-доктор Иоанн Арунций Азарити на самом деле не пострадал — он благополучно жил и практиковал в Москве и умер в 1747 году.