Женевьева Шастенэ - Лукреция Борджа

Став сильнее благодаря поддержке Людовика XII и 16 тысяч хорошо обученных и хорошо вооруженных воинов, имевших в своем распоряжении знаменитые французские пушки, герцог Валентинуа прибыл под стены Имолы, жители которой сдались 27 ноября, но сама крепость капитулировала только 13 декабря. В Форли, самом могущественном городе после Милана, перед ним оказалась цитадель, защищаемая «высокой и красивой женщиной, с кожей нежнее собольего меха», однако с твердым характером, закаленным целым рядом пережитых ею драм: смерть ее брата Джанга-маццо, герцога Миланского, доведенного до самоубийства или убитого Лодовико Моро, убийство первого мужа Джироламо Риарио, сына Сикста IV, смерть второго супруга Джакомо Фео, пронзенного алебардой и приконченного двумя священниками. Она отомстила, уничтожив пятьдесят восемь человек, связанных с убийцами. Своим подданным, которые угрожали казнить ее детей, если она не отречется от власти, она, задрав юбки до самого пупка, прокричала: «Посмотрите, смогу сделать других!»

Несмотря на свои силы, значительно превосходящие силы противника, Чезаре протоптался у стен крепости три недели, и лишь 12 января цитадель Форли пала, а Катарина Сфорца стала его пленницей. Победитель подверг ее всевозможным унижениям и изнасиловал. Потом он направился в Пезаро, откуда Джованни Сфорца, первый муж Лукреции, поспешно бежал. Чезаре практически достиг своей цели, когда получил от Тривульцио требование срочно вернуть одолженные ему войска, так как необходимо изгнать Лодовико Сфорца, возвратившегося в Милан с австро-швейцарской армией. После того как замысел его остался нереализованным, герцог Валентинуа утешил себя тем, что его прежние победы заставили трепетать правителей нескольких церковных государств и что столь могущественные властители, как герцог Эркуле д'Эсте или маркиз Мантуанский, стремятся к союзу с ним. Ведь маркиз даже попросил Чезаре — чтобы заручиться его расположением — стать крестным отцом его сына. Герцог Валентинуа, которому льстит, что наконец-то его признали и стали с ним считаться, отправляет ему следующее учтивое послание:

Сиятельный синьор, коего я почитаю как родного брата. Из ваших писем мы с превеликой радостью узнали о счастливом и желанном рождении вашего сиятельного сына, и мы восприняли эту новость, как если бы речь шла о рождении нашего собственного ребенка. Поскольку мы питаем глубокое и братское благоволение к процветанию и счастью этого чада, мы охотно даем согласие стать ему крестным отцом и поручаем младенца тому из ваших советников, кого пожелает выбрать Ваша Светлость, держать у купели вместо нас.

Пусть Ваша Милость не сочтет неуместным, если мы попросим вас поздравить от нашего имени вашу сиятельную супругу, которая, смеем надеяться, рождением сына положит начало многочисленному потомству, призванному увековечить славу столь именитых родителей.

Чезаре Борджа Французский, герцог Валентинуа, главнокомандующий святой римской церкви 6.

Тем не менее «кузен короля Франции» знает, что, как пишет Бальтазар Грасиан, «люди всегда стремятся к крайностям, будь то аплодисменты или проклятия», и что привлечь союзников или просто благожелателей можно, лишь демонстрируя силу. Для него наступило время поражать воображение и скрупулезно продумывать грандиозную мизансцену своего возвращения в Рим, которое должно превратиться в апофеоз, достойный триумфальных шествий полководцев Римской империи.

Поздним вечером в среду 26 февраля час Чезаре действительно пробил. Все кардиналы, их свиты, послы, городские судьи и муниципальные чиновники, служащие курии detectis capitibus (с обнаженными головами) ждут его у городских ворот. Лукреция, Гоффредо и Алонсо пересекают мост Мульвий и идут более семи километров за город ожидать его прибытия. Внезапно около одиннадцати часов в свете факелов появляется авангард процессии. Вслед за крытыми повозками появляются вестники — один в цветах Франции, другой с гербами Борджа. За ними следует тысяча человек в походной форме, далее — сотня оруженосцев личной гвардии герцога Валентинуа, на груди каждого нашиты серебряные буквы, составляющие имя их господина. За ними движется кавалерия. Наконец появляется Чезаре, одетый в простое платье из черного бархата, украшенное только цепью ордена Святого Михаила, напоминающего о его титуле французского принца. Пятьдесят дворян сопровождают его и замыкают шествие. У ворот Пополо Чезаре Борджа останавливается и обнажает голову перед прелатами.

Принц Скуиллаче и герцог Бишелье — протокол не позволяет Лукреции находиться рядом с братом и с супругом — становятся во главе процессии, которая входит на Корсо. Несмотря на поздний час, толпы римлян заполняют улицы. Кортеж с трудом продвигается вперед. В замке Святого Ангела, на башне, недавно выстроенной Александром VI, где развеваются его знамена, гарнизон отдает честь сыну папы залпом из двухсот пушек, грохот смешивается со звоном колоколов, а кавалькада тем временем выезжает на виа Алессандрина. Его Святейшество, в окружении кардиналов Хуана Борджа и Джулиано Чезарини, ожидает в своей лоджии приезда сына. В сопровождении брата и зятя триумфатор приближается и целует ноги Александру VI, который, забыв обо всех обычаях, в порыве чувств прижимает его к сердцу. Бурхард, к своему большому удивлению, слышит, что они говорят по-испански. Успех полный и блистательный. Народ, как и ораторы, живет одними лишь зрелищами. Уже начинают забываться мрачные слухи, ходившие после смерти герцога Гандийского.

На следующий день Чезаре Борджа, не желавший останавливаться ни перед чем, организовал торжества в честь своего триумфа, к великому возмущению паломников, прибывших отметить юбилейный год. Колесницы двинулись с площади Навоне на площадь Святого Петра, чтобы проехать перед папой. На первой представляли переход через Рубикон (по мотивам фрески, написанной Мантеньей в Мантуе), на последней актер изображал увенчанного лаврами Императора в окружении ликторов. Понтифик нашел зрелище столь прекрасным, что пожелал увидеть его еще раз. Его лихорадочное возбуждение не ускользнуло от взора Лукреции, чьи опасения подтвердились всего месяц спустя, когда папа вручил Чезаре золотую розу, провозгласив его гонфалоньером Церкви. Новоизбранный произнес тогда сакраментальную фразу: «Я, Чезаре Борджа Французский, клянусь оставаться верным подданным Святого римского престола, никогда не поднимать руку на вашу персону, пресвятой отец, и ни на кого после вас, чтобы убить вас или покалечить, и никогда не разглашать ваших тайн, даже если бы они были направлены против меня». Распространялось ли его уважение на тех членов семьи, что были связаны с арагонцами? Чезаре взял на себя труд напомнить им слова, произнесенные другим Цезарем вечером 10 января 49 года до н. э., прежде чем перейти Рубикон: «Если я не перейду эту реку, это замешательство обернется для меня горем, если я перейду ее — горе всему роду человеческому».