Дмитрий Табачник - Полководцы Украины: сражения и судьбы

Конечно, разгром Наполеона в 1812 г. затмил в истории достигнутые тогда же победы над Персией, но нельзя не согласиться с мнением Котляревского в связи с этим: «Кровь русская, пролитая в Азии, на берегах Аракса и Каспия, не менее драгоценна, чем пролитая в Европе, на берегах Москвы и Сены, а пули галлов и персиян причиняют одинаковые страдания».

За взятие Ленкорани генерал получил личную благодарность императора и был награжден орденом Святого Георгия 2-й степени, но на этом его военная служба была навсегда закончена из-за тяжелейших ранений, страшно мучавших его до конца жизни.

Герой многих сражений был вынужден уехать со ставшего ему родным Кавказа в купленное на пожалованные царем деньги имение Александрово неподалеку от Бахмута.

Началась вторая половина жизни «кавказского Суворова», о которой так написал известный писатель XIX века граф Владимир Сологуб: «…он был, по собственным его выражениям, живым мертвецом и доживал век свой страдальцем».

Генерал и писатель (известный под псевдонимом «русский инвалид») Иван Скобелев (внуком которого был легендарный «белый генерал» Михаил Скобелев) написал об этих тяжелых годах жизни грозы персов и турок такие проникновенные строки: «Ура, Котляревский! Ты обратился в драгоценный мешок, в котором хранятся в щепу избитые, бесценные, геройские твои кости. Но ты жестокими муками своими и теперь продолжаешь еще служить государю с пользой, являя собой достойный подражания пример самопожертвования воина и христианина. Долго, долго бы прожил Котляревский, если бы только солдаты могли выкупить дни его своими годами!»

12 августа 1826 г., в день своей коронации, новый император сделал Котляревского генералом от инфантерии. Николай I с восхищением относился к «кавказскому колдуну» и, когда в июле этого же года началась новая война с Персией, разорвавшей Гюлистанский мир, предложил ему стать главнокомандующим Кавказской армией. Как написал самодержец: «Я льщу себя надеждою, что время уврачевало раны ваши и успокоило от трудов, понесенных для славы российского оружия, и что одного имени вашего достаточно будет, чтобы одушевить войска предводительствуемые вами. Устрашить врага, неоднократно вами пораженного и дерзающего снова нарушить тот мир, которому открыли вы первый путь подвигами вашими. Желаю, чтоб отзыв ваш был согласен с Моим ожиданием».

Но, несмотря на огромную тягу в армию, Котляревский был вынужден с горечью отклонить царское предложение: «Удостоясь получить рескрипт Вашего Императорского Величества, осчастливленный Высоко-Монаршим вниманием, подданный желал бы излить последнюю кровь на службе твоей, Всемилостивейший государь, но совершенно расстроенное здоровье, а особенно головная рана, недавно вновь открывшаяся, не позволяя мне даже пользоваться открытым воздухом, отнимает всякую возможность явиться на поприще трудов и славы».

Замок Мухрат. Гравюра второй половины XIX века

Через двенадцать лет после отказа возглавить Кавказскую армию Котляревский переезжает в Крым, где приобретает около Феодосии мызу «Добрый приют». Однако этот приют так и не стал для него действительно добрым – ужасные мучения от ранений с годами только увеличивались.

Незадолго перед смертью, произошедшей 21 октября 1852 г., Котляревский попросил ближних принести шкатулку с сорока костными осколками, извлеченными из его головы после ранения при штурме Ленкорани. Глядя на нее, он произнес: «Вот что было причиною, почему я не мог принять назначения государя и служить до гроба престолу и отечеству. Пусть они останутся вам на память о моих страданиях».

Похоронен был генерал от инфантерии в саду своей мызы (во время похорон выстроившиеся суда Черноморского флота подняли траурные черные флаги) на собранные друзьями деньги – почти всю свою пенсию Петр Степанович тратил на помощь увечным солдатам.

И спустя многие годы Котляревский оставался примером для воинов-кавказцев, о чем, например, сказал в своем приказе войскам в 1854 г. наместник Кавказа и главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом генерал-адъютант Николай Муравьев (в следующем году, в награду за взятие Карса, получивший прибавление к фамилии и ставший графом Муравьевым-Карским): «Среди вас возрос и прославился герой Котляревский. Пусть имя его всегда будет в памяти и сердце вашем как пример всех военных доблестей.

Воин-христианин, строгий к себе, Котляревский был строг и к подчиненным, уклоняющимся от исполнения своего дела. Он любил и оберегал солдата, сам разделял с ним трудности и лишения, неразлучные с военным бытом. Он не пренебрегал строем; в дисциплине он видел залог нравственной силы, а потому и успеха, и войско понимало и любило его. С именем Котляревского передало оно потомству имена Ахалкалаков, Асландуза и Ленкорани, где с малыми силами поражал он сильных врагов.

Благоговея перед правилами Котляревского, среди вас, воины Кавказа, буду искать ему подобных – и найду их!»

В заключение приведем оценку полководческой деятельности Котляревского Керсновским, который не скрывал своего восхищения одним из величайших полководцев империи: «Война с Персией в царствование Императора Александра I является блестящей страницей нашей военной истории – и нашей истории вообще. Великие события, потрясавшие в те времена Европу, заслоняют ее и как бы подавляют своими размерами. Но в русском сердце асландузское «ура!» должно звучать громче лейпцигской канонады, здесь один шел на пятнадцать – и победил, а русская кровь лилась за русские интересы, за русский Кавказ. Персияне отнюдь не являлись «халатниками». Это был противник гордый и храбрый – подвиг ленкоранского гарнизона и его коменданта достаточно это показывает. Вооружены они были не хуже, а то и лучше нас, английскими ружьями и английскими пушками. Тем более чести их победителям.

В лице безвременно покинувшего ее ряды Котляревского русская армия лишилась, быть может, второго Суворова и, во всяком случае, наиболее яркого, наиболее даровитого из последователей Суворова. И так же безвременно уйдут от нее Скобелев и Врангель.

Но, уходя, Котляревский вдохнул в Кавказскую армию свою огненную душу. Ее полкам он завещал свои традиции, свою славу. И Мигри дали Гуниб; Ахалкалаки – Ахульго, Гимры, Ардаган. Асландуз сделал возможным Башкадыклар и Сарыкамыш. И Ленкорань повторилась под Карсом и Эрзерумом, подобно тому, как в защитниках Баязета забились сердца аскеранских егерей».