Наталия Басовская - От Клеопатры до Карла Маркса. Самые захватывающие истории поражений и побед великих людей

О незаурядном уме Бруно уже ходили легенды. Поэтому германский император Рудольф II приблизил его к себе в качестве алхимика, явно надеясь, что удастся получить много золота. Но Бруно не алхимик и ничего подобного не сотворил, так что эта «дружба» быстро остывает.

Трагический поворот случился в 1592 году. Бруно принял приглашение молодого итальянца Джованни Мочениго. Имя это должно быть проклято в Истории как имя провокатора, предателя, доносчика и, по-видимому, тайного агента инквизиции, хотя последнее и не доказано. По крайней мере, не исключено, что Мочениго, приглашая Бруно, стремился заманить его в сети инквизиции.

Позвал же он его как бы для обучения искусству памяти и изобретения. Опять мнемоника. Бруно, принимая приглашение, которое пришло из Венеции, не мог не сознавать, что там решительно действует инквизиция, выше которой только римская. В городе карнавалов аутодафе – сожжения еретиков – были всегда приурочены к какому-нибудь празднику. И воспринимались как часть праздничного действа.

Почему Бруно решил поехать? Ему тяжело дались 16 лет без родины. Наверное, имел значение и денежный вопрос, хотя он всю жизнь умел довольствоваться малым. Но сейчас ему предложили нечто вроде репетиторства. А все великие деятели Возрождения репетиторствовали. Галилей создал целый пансион: ученики проживали у него дома. Платили ему деньги, он их и кормил, и учил.

Вот и Бруно приехал обучать молодого итальянца. А тот оказался предателем. Написал три доноса. Причем в первом есть слова: «Как я уже сообщал устно…». То есть сначала он донес лично, потом написал три текста. Мочениго удивительно откровенно говорит о том, как сначала постарался всячески расположить к себе Бруно: «Я стремился, чтобы он стал вести себя со мной доверительно». Он действует как агент, профессиональный провокатор. Он добивался доверительных отношений, чтобы Бруно начал рассказывать, что он думает на самом деле. И был потрясен его «ужасными» взглядами.

Бруно вскоре что-то понял из его поведения, почувствовал, что надо уезжать, и сообщил об этом. И тогда Мочениго его просто запер. Сначала на чердаке, потом явился туда с дюжими ребятами, слугами. Бруно препроводили в подвал. А в Венеции в старых зданиях очень глубокие подвалы с толстыми стенами, обшитыми металлом, и очень надежные запоры, со времен Средневековья. Оттуда не убежишь. Тем более что Бруно был уже не юн. Ему 44 года. Он оказался под домашним арестом. А Мочениго, продолжая писать доносы, сдал его с рук на руки венецианским инквизиторам.

Были проведены допросы Бруно. Судя по протоколам, на Бруно собирались наложить не самое крайнее взыскание. Хотели отпустить, потребовав покаяния. Ведь свидетели не подтвердили многого из того, что говорилось в доносах. Например, ничего дурного не сказали о нем книгопродавцы. Как нормальный интеллигент, он проводил свободное время в книжных лавках. И инквизиция поинтересовалась тем, в каких книгах он рылся. Ничего крамольного не обнаружилось.

Бруно и сам вроде бы сначала поколебался и был готов в самой мягкой форме отгородиться от крайностей, о которых писал Мочениго. А потом вдруг понял, что это и будет покаяние. Что это будет самопредательство. И тогда произошла передача Бруно в руки римской инквизиции, гораздо более свирепой. Не исключено, что римский папа приложил определенные усилия к тому, чтобы независимая Венецианская республика выдала Бруно.

Казнь Бруно состоялась в Риме, после бесконечно долгих допросов. Все восемь лет Бруно находился в застенках, но его воля только крепла. Он продолжал настаивать, что природа превыше всего, Бог есть природа. Короче говоря, вел себя так, будто сам рвался на костер. Что ж, есть версия, что он своей кончиной хотел взволновать мыслящих людей и показать пример несокрушимости.

И вот 17 февраля 1600 года в углу маленькой римской площади Цветов был разложен костер.

Следственное дело Бруно оказалось надолго церковью засекречено. И только во второй половине XIX века найдено и опубликовано. Тогда же был поставлен памятник Бруно на площади Цветов. Памятник мученику. И свободному человеку.

О Томмазо Кампанелле есть устойчивое представление, которое сформировано средней школой, записавшей его в революционеры. В действительности же он совсем другой. Он мыслитель, философ, астролог, поэт, серьезный, вдумчивый исследователь живой природы, сторонник концепции сенсуализма. При этом самоучка. Да, конечно, он автор знаменитой социалистической утопии – маленькой книжки «Город Солнца». Благодаря ей он был безмерно возвеличен в нашей стране в советское время. И так же безмерно обруган противниками коммунизма. Кстати, коммунизм он описал довольно примитивный. А жизнь Кампанеллы гораздо интереснее его знаменитого произведения.

Он прожил 71 год – с 1568-го по 1639-й. Из них 33 года – в застенках испанской монархии и инквизиции и 27 лет непрерывного заточения. Он вынес такие пытки, которые не выносил никто. Кампанелла – выстоял. Поэтому неудивительно, что в ХХ веке, когда возникла мода на пришельцев из космоса, зазвучали разговоры о том, что он был инопланетянином.

Томмазо Кампанелла родился 5 сентября 1568 года в маленьком городке Стило в Калабрии. Это довольно крупная область в южной части Италии, условно говоря на самом носике итальянского сапожка и в центральной части подошвы. Центр Калабрии – Неаполь, в те годы столица Неаполитанского королевства, бывшего под контролем испанской монархии.

Фамилия Кампанелла переводится как Колокольчик.

Имя от рождения – Джованни Доменико. Позже, решив принять монашество, он изменил имя на Томмазо, или Фому, в честь своего героя – Фомы Аквинского, средневекового схоласта, одной из мрачных фигур Средневековья.

Отец Кампанеллы был неграмотным сапожником.

А сам мальчик начал читать с пятилетнего возраста. У него был единственный учитель, который два года обучал его грамматике. Остальное – самообразование. Кампанелла писал по-латыни и по-итальянски, знал античных авторов. Он сам рассказывает: «Я изучил всех комментаторов Аристотеля, став взрослым – греческих, латинских, арабских. Я начал еще более сомневаться в их учении и захотел сам исследовать, являются ли истинными те учения, которые они распространяли по свету и выдавали за божественный закон. И так как мои учителя не могли удовлетворительно ответить на мои вопросы, я решил сам прочесть все книги Платона, Плиния, Галена, Демокрита и Телезио. И сравнив их с первоначальным законом мира, установить, что в них имеется истинного и что ложного». Для Кампанеллы мерило всего – природа.

Замечательный советский медиевист Александр Горфункель, написавший биографию Кампанеллы, излагает предание, которое долго жило в Калабрии. Не имея денег на обучение в школе, Джованни Доменико стоял у ее открытого окна. И когда учитель задавал вопрос, а дети затруднялись с ответом, через окошко раздавался голос: «Можно я скажу?» Такова была эта неординарная натура, которую потом не смогли одолеть инквизиторы.