Адольф фон Эрнстхаузен - Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942–1943

На следующее утро я в сопровождении обер-вахмистра Людвига делал доклад командиру своего егерского полка майору Нобису.

Командир полка завтракал с командиром нашего IV (тяжелого) артдивизиона и военным корреспондентом. Вся компания намеревалась прорваться одним ударом к Оплепену. Эта расположенная западнее перевала Тубы конусовидная гора господствовала не только над перевалом, но также частично и над низиной под ним. Оплепен не должен был попасть в руки русским, если мы намеревались удерживать основную линию обороны. В настоящее время там вел тяжелый оборонительный бой батальон Аббта со 2-м взводом моей 2-й батареи.

Я решил присоединиться к бойцам моей батареи. Сначала мы добрались на грузовике до позиции, которая перекрывала ущелье, ведущее к перевалу. Там мы побывали у обоих орудий 1-го взвода 2-й батареи, которые поодиночке были задействованы в различных ротах. Затем мы двинулись пешком. Это был долгий путь по извилистой лесной тропе, которая привела нас к седловине Оплепена. Весь этот отрезок пути длиной около пяти километров не был занят войсками. Лишь небольшой дозор из пяти солдат патрулировал путь в качестве прикрытия. Командир дозора, юный лейтенант, с горечью пожаловался, что данное ему боевое задание невыполнимо. Нобис возразил:

– Вы должны исполнять то, что в ваших силах. Выделить вам большее количество людей совершенно невозможно. Но лучше такое прикрытие, чем вообще никакого.

На половине склона мы встретили 2-й взвод с навьюченными на мулах орудиями.

– Куда следуете? – спросил я обер-вахмистра, командующего сейчас взводом.

– Капитан Аббт приказал нам дальше в тылу оборудовать позицию, которая возьмет на себя прикрытие отхода. Он вскоре отойдет с занимаемых им сейчас позиций и иначе не сможет эвакуировать орудия. Я должен оборудовать позиции за лесным завалом. Там у нас будет хороший сектор для обстрела в ближнем бою.

– Вас понял. Какие потери во взводе?

– Двадцать три человека убитыми и ранеными.

– Да, это еще пока переносимо.

– Батарея уже направила нам пополнение. Ситуация в батальоне еще хуже. Русские нас совсем задавили. Могу я просить господина майора сообщить лейтенанту Цейтлеру, что мы вышли на указанную позицию? Она находится как раз перед батальоном. Скоро сюда проложат телефонную линию. Но вполне может быть так, что ее вскоре перережут или перебьют осколком. Тогда ее снова придется латать. На радиосвязь здесь нет никакой надежды.

Тем временем военный корреспондент, которого сопровождал кинооператор с кинокамерой, захотел было сделать несколько кадров наступающего взвода на марше. Майор Нобис высказал мнение, что эти кадры окажутся мало пригодными для Die Deutsche Wochenschau [15], поскольку на них будут видны убитые солдаты, лежащие поперек тоже убитых вьючных животных: голова и руки по одну сторону, а ноги по другую.

– Да на студии так и так вырежут все, что их не устроит, – махнул рукой военный корреспондент.

Как мне рассказали позднее вернувшиеся из отпуска наши солдаты, этот фильм, соответственно «обработанный», был показан в полевой кинохронике. Комментарий к нему гласил: «Германская горнопулеметная рота в наступлении на Кавказе». Это далеко не полностью соответствовало происходящему на экране, поскольку там было показано отступление горной артиллерии, но то, что это были немцы и именно на Кавказе, истине соответствовало.

Когда мы приблизились к полю боя, наш путь оказался под огнем русской артиллерии. К нам приблизились измотанные солдаты в пропитанных кровью мундирах. Двое легкораненых поддерживали под руки бледного как смерть старшего егеря. Майор Нобис протянул ему обе руки:

– Вы всегда были отличным солдатом. Выздоравливайте и передавайте привет родине.

Старший егерь попытался принять стойку «смирно». Гордая улыбка скользнула по его усталому лицу. Затем он снова обвис на поддерживавших его руках солдат.

– Ему уже не придется передать привет родине, – заметил обер-вахмистр Людвиг, когда мы двинулись дальше.

Мы побывали на перевязочном пункте батальона. Судя по звукам боя, неприятель должен был быть совсем недалеко отсюда. В плоской низине, где скрещивались две дороги, на увядшей листве лежали в ряд тяжелораненые, которых доставили сюда врач и санитары. Первый из увиденных нами раненых лежал прямо на животе и тяжело хрипел. На его обнаженной спине зияла кровоточащая рана размером с кулак.

– Здесь лежат, – начал свой рассказ врач, – только очень тяжелые раненые. Русские ведут огонь фугасными снарядами. Эти раненые, безусловно, нетранспортабельны. Но мы все же попытаемся их эвакуировать. Левый фланг русских расположен столь же недалеко отсюда, как и наш собственный правый фланг. Я уже затребовал носильщиков. Надеюсь, они все же прибудут и еще смогут эвакуировать самых тяжелых.

На правом фланге русских мы добрались до нашего батальона, который вповалку лежал на округлой, поросшей лесом вершине. На небольшом свободном пространстве посередине стоял в одиночестве капитан Аббт с выражением лица человека, который вряд ли рассчитывает на спасение, но готов пасть на своем посту.

– Что здесь происходит? И где ваш штаб? – довольно резко спросил его майор Нобис.

Аббт раздраженно переспросил:

– Мой штаб? У меня остался только один посыльный, да и тот удерживает сейчас левую роту на правом фланге, потому что русские пытаются там перекрыть нам пути к отходу.

Нобис хотел что-то возразить ему. Но ему не удалось этого сделать. После залпа русской артиллерии неожиданно разверзся сущий ад. Беглый огонь из минометов заставил нас броситься на землю. Не переставали рваться тяжелые снаряды русских орудий. Они падали так близко от нас, что я даже подумал, будто русские уже прорвали нашу оборону и находятся в нашем расположении. Затем я сообразил, что не слышу никаких выстрелов, лишь осколки тяжелых снарядов сбивают ветви деревьев над нами. Нобис и Аббт поспешили на правый фланг, где нашим позициям угрожала основная опасность. Мы, оставшиеся, снова были вынуждены броситься на землю. Совсем рядом со мной залег Людвиг.

– Думаю, нам лучше теперь снова встать, – крикнул он мне в ухо. – При минометном обстреле осколки мины разлетаются у земли. Если мы продолжим лежать, то заработаем по нескольку дырок. Если мы встанем, то, может быть, нам зацепит только ноги. Огонь пехоты не столь опасен. Пули пролетают слишком высоко.

Мы поднялись с земли. Людвиг оказался прав. Между русскими и нами находился несколько выпуклый косогор. К тому же мы оказались в мертвом пространстве траектории полета пуль, выпущенных из их винтовок. Они непрерывно посвистывали над нашими головами, но задеть нас не могли.